Гелани Таркоев – чеченец родом из Сунженского района Ингушетии. За последние восемь лет он сменил три европейские страны, где просил убежище, но везде получил отказы и столкнулся с риском депортации. Сейчас он опасается за свою жизнь. На родине Таркоев еще с начала 2000-х выступал против вторжения российских войск в Чечню, поддерживал идею независимости Ичкерии, участвовал в антивоенных митингах и вместе с семьей помогал беженцам. Сайт Кавказ.Реалии рассказывает его историю.
Таркоев уехал в Европу, спасаясь от давления силовиков и угроз жизни. Однако страны Евросоюза отказывают ему в убежище, считая его кейс недостаточно убедительным. При этом даже за границей он продолжает отстаивать идею независимости Чечни, участвует в митингах диаспоры и утверждает, что по-прежнему подвергается преследованию со стороны кадыровцев. По его словам, его пытались отравить. В случае депортации в Россию ему грозят разлука с семьей и новые репрессии.
История активистской деятельности Таркоева началась в 1999 году – с началом второй чеченской войны: "Мне было 17, я жил в [ингушской] станице Нестеровской близ границы с Чечней. Получить образование толком не удалось, но я много читал – дома всегда были книги и газеты, поэтому я был в курсе событий. Когда началась вторая чеченская, мы принимали беженцев у себя дома и знали не понаслышке, как много мирных людей гибнет и страдает. Мы были одними из первых, кто выходил на протесты к посту "Кавказ-1" между Ингушетией и Чечней. Уже с начала 2000-х мы слышали угрозы: говорили, что ФСБ ведет скрытую съемку и следит за нами".
После войны Таркоев устроился работать в столярный цех и больше не занимался активизмом. Но, как и многие инакомыслящие, он оказался под постоянным давлением силовиков.
"Несколько раз кадыровцы выманивали меня в Чечню под предлогом, что моему знакомому нужна помощь, – вспоминает собеседник. – Как только я въезжал туда, меня останавливал ОМОН и начинал допрашивать, а тот, кто меня звал, оказывался подставным. Силовики придирались к тому, как я на них смотрю, пытались подкинуть наркотики, проверяли телефон. Неоднократно при задержаниях меня били, а моих родственников уговаривали меня очернить. Многих моих знакомых они вербовали в информаторы и сотрудники – в этом участвовали даже таксисты и работники мечетей. Доброжелатели передавали мне, что я "на мушке". Но официальных претензий ко мне не было. Я терпел, понимая, что обстановка такая: придираются ко всем. Но в 2015 году давление усилилось".
Таркоев не жаловался в правоохранительные органы, чтобы не навлечь еще больше проблем на себя и семью. Силовики приходили прямо на его работу – в столярный цех. Отвлекали от дел допросами, якобы подозревая его в криминальных связях. Его увозили в полицию, снимали отпечатки пальцев.
Они говорили по-русски, с чеченским или кавказским акцентом, приставали ко мне
Руководству цеха такие визиты не нравились – Таркоеву намекали, что лучше бы уволиться. Из-за постоянных рейдов он не успевал выполнять заказы, вынужден был работать по выходным. Однажды, когда он остался в цеху один, сотрудники МВД потребовали сделать стол для Нестеровского отдела. Когда Таркоев сказал, что должен спросить разрешения, ему ответили: "Тебе что, западло работать на полицию?" В другой раз один из силовиков бросил: "Таких, как ты, душить надо и в реку сбрасывать".
По словам Таркоева, силовики приходили с бутылками алкоголя, разбивали их в мастерской, угрожали арестом и пытками. На улице к нему часто подходили провокаторы, которые оказывались переодетыми сотрудниками.
В конце 2015 года Таркоев впервые всерьез почувствовал угрозу жизни: "Я ощутил признаки отравления – тошнота, слабость. Потерял сознание, а очнувшись, увидел, что бледный как стена. В тот раз я еле выжил. Семья уговаривала меня уехать, отец сказал, что не переживет, если меня убьют.
В 2017 году я попал в Нидерланды, жил в лагере беженцев. Там же встретил будущую жену. Миграционная служба отказала мне в убежище, и мы с женой решили перебраться во Францию, где живет большая чеченская община".
После пяти лет ожидания супруга и дети Таркоева получили статус беженцев, а ему самому было отказано – французские власти сочли его досье неубедительным. Отношения в семье к тому моменту разладились, из дома Таркоеву пришлось съехать. Целый год он жил в машине.
Находясь во Франции, беженец продолжал участвовать в митингах против российской власти в Чечне. На одной из таких акций ему вручили паспорт Ичкерии – выданный правительством республики в изгнании. Активисты называли этот документ "золотой медалью" для чеченского беженца и говорили, что одного его должно быть достаточно, чтобы подтвердить факт преследования со стороны Москвы и избежать депортации.
В отказе суда Таркоеву в предоставлении убежища указано, что он не представил серьезных оснований для пересмотра дела, а также не привел новых доказательств, способных повлиять на оценку его запроса, в том числе не обосновал, почему может быть мобилизован в России или принудительно отправлен на войну в Украине. Апелляция была отклонена без слушаний.
Таркоев утверждает, что адвокат, положенный ему по закону как беженцу, не участвовал в деле. По его словам, он многократно звонил по указанному в документах номеру, но секретарь отвечал, что защитник в отпуске. В то же время давление со стороны предполагаемых кадыровцев продолжалось:
"Они говорили по-русски, с чеченским или кавказским акцентом, приставали ко мне, насмехались, когда я говорил, что обращусь в полицию. Отвечали: "Ты бомж, кто тебя послушает?" Они давили психологически, но не били первыми – чтобы выставить меня виноватым. Им самим ничего не грозило. Даже если их депортируют, дома их встретят как героев. Однажды кто-то разбил мою машину на стоянке – выбили стекла, все внутри поломали. Пропали все мои документы и письма от правозащитников, которые я собирал для досье".
Обращаться в полицию Таркоев не решался из-за своего шаткого юридического статуса. Еще до взлома машины ему регулярно ломали зеркала и дворники, подсыпали мусор в бензобак. Такие действия легко было списать на "нелегалов" или хулиганов. Когда у него закончились деньги на жилье и еду, Таркоев уехал в соседнюю Швейцарию и подал запрос на убежище уже там.
"Правозащитники в Швейцарии, к которым я обращался, считали, что меня негласно преследуют российские силовики. Еще мне объясняли, что если человек не нарушал законы в Европе, его не депортируют – дают возможность жить, даже без документов. После отказа в Швейцарии я вернулся в Нидерланды – страну, куда впервые прибыл за убежищем, – продолжает Таркоев. – Сейчас я уже больше полугода здесь. И всерьез опасаюсь за свою жизнь. Я жил в лагере на старом заброшенном корабле. Меня поселили в комнате с шумными соседями – они употребляли наркотики, бросались стульями, дрались. Я терпел, но в начале этого года снова почувствовал знакомые признаки отравления: головная боль, слабость, одышка, рвота. Из-за недомогания я не мог полноценно отстаивать свои права".
Активист обратился в больницу и начал проходить обследование. Он также рассказал свою историю блогерам, записал видео для соцсетей и направил обращение в организацию "Вайфонд" с просьбой об огласке.
После этого миграционные чиновники перевели его в лагерь с немного лучшими условиями, но устно потребовали, чтобы он добровольно покинул Нидерланды. Завершить обследование Таркоев не успел – опасался, что его могут депортировать. Сейчас он скрывается, живет у знакомых и надеется, что ситуация изменится и он сможет легально остаться в Европе.
Перспектива возвращения в худшее
Амина-Анна Сотаева, французская юристка, представляющая интересы чеченских беженцев в Европе, объясняет ситуацию Таркоева: после того как суд отклоняет запрос на убежище, его решение становится окончательным и вступает в силу как res judicata – пересмотру оно подлежит лишь в исключительных случаях, когда были допущены судебные ошибки.
По словам собеседницы, Гелани может подать новое заявление во Франции, но ему придется гораздо тщательнее подготовить досье – представить подробный отчет и материальные доказательства уже новых угроз.
Сотаева отмечает, что многие беженцы, не зная, как правильно выстроить стратегию защиты, совершают ошибки: "Когда власти отклоняют прошение о убежище без вызова в OFPRA (Французское ведомство по защите беженцев и лиц без гражданства) – а это случается довольно часто – или, реже, без вызова в суд, это оставляет "черную метку" в досье. При повторном обращении чиновники могут решить, что у заявителя больше нечего сказать, и снова отказать без рассмотрения. Поэтому так важно подавать документы с подробными, актуальными и убедительными доказательствами. А когда дело уже "висит на волоске" – потому что был предыдущий отказ – и человек слишком долго тянет с апелляцией, суд может автоматически отклонить запрос, посчитав, что он не стоит того, чтобы тратить время".
Сотаева также указывает, что предоставления одной только новостной повестки из Чечни о нарушениях прав человека недостаточно для получения убежища – даже если заявитель является активистом и имеет документы от представителей Ичкерии. Необходимо подробно изложить свои политические убеждения и показать, как именно они связаны с риском репрессий.
Он несет на себе глубокие шрамы, полученные в результате насилия в Чечне
По опыту юристки, миграционные чиновники во Франции хорошо осведомлены о том, что в России, особенно в Чечне, неугодных могут вынуждать подписывать контракты с министерством обороны для отправки на войну в Украину. Поэтому важно не просто заявить о преследовании, а убедительно объяснить, почему именно этот человек находится в зоне риска.
Почетный консул Ичкерии во Франции Шамиль Албаков объясняет, что ичкерийский паспорт – это символический документ, который подчеркивает, что его обладатель поддерживает борьбу за независимость:
"Когда мы выдаем эти паспорта, и люди включают их в свое досье при запросе убежища, это служит подтверждением их политических взглядов – тех, за которые российские власти незаконно преследуют. Паспорт получают те, кто участвует в деятельности правительства Ичкерии, поддерживает нашу борьбу за свободу. Кстати, в Украине, где наши сторонники воюют в составе ВСУ, эти паспорта признаны – бойцов оформляют по ним, а не по документам РФ".
Глава базирующейся в Европе ичкерийской политической организации "Единая сила" Джамбулат Сулейманов в разговоре с редакцией отмечает, что кадыровцы в странах ЕС чаще всего атакуют тех, кто не может себя защитить.
"Известных ичкерийцев, таких как я, они обходят стороной – знают, чем это для них может закончиться, что в выигрыше не останутся. А вот с другими они чувствуют себя в Европе уверенно и вольготно, – говорит Сулейманов. – В Германии, например, была сильная прокадыровская тусовка во главе с Тимуром Дугузаевым. В Париже они тоже пытались развить активность, но их быстро приструнили – и там, и в Ницце. Возможно, [кадыровцы] действительно преследуют отдельных людей, у которых нет защиты".
Нидерландский волонтер, который помогает беженцам с адаптацией (он согласился поговорить с редакцией на условиях анонимности), считает, что сейчас – не самое благоприятное время для чеченцев, ищущих убежище:
"На выборах в ноябре 2023 года победили правые политики, и это сразу ухудшило ситуацию для мигрантов. [Глава фракции Партии свободы в Палате представителей Нидерландов] Герт Вилдерс – большой противник мигрантов. Как политик, он оказывает серьезное влияние на то, как здесь относятся к просителям убежища. Получить положительный ответ становится все труднее. Тем не менее, чиновники на местах работают по строго установленной процедуре. Есть государственная служба, занимающаяся беженцами, и избежать ее все равно не получится. Поэтому самое разумное – обращаться к местным правозащитникам и через них отстаивать свои права".
Центр клинической деятельности в секторе взрослой психиатрии "Эльзас-Север", проведя обследование, рекомендовал Гелани Таркоеву психотерапевтическое сопровождение и предупредил об опасности его депортации в Россию. В медицинском заключении говорится:
"Он несет на себе глубокие шрамы, полученные в результате перенесенного насилия в Чечне. В результате... существует риск попытки самоубийства. В случае возвращения в Чечню Таркоев столкнется с немыслимым риском повторения насилия, которое он уже пережил. Помещенный в контекст гарантий безопасности Таркоев мог бы мобилизовать свои ресурсы и восстановиться. Но перед лицом перспективы возвращения в худшее, что он знал, внутренние изменения могут подтолкнуть его к непоправимому".
Представители правительства Ичкерии в изгнании и "Ассамблеи чеченцев Европы" направили в поддержку Таркоева официальные письма. В обращении от Ассамблеи отмечается, что беженец принимал участие в митингах и акциях в Европе против путинского режима, выступал против вторжения России в Украину в 2022 году и продолжает осуждать агрессию Кремля.
Авторы письма призывают французские власти не поддаваться давлению со стороны Москвы и предоставить Таркоеву возможность остаться во Франции. В случае депортации, подчеркивается в обращении, ему грозит насильственный призыв на войну в составе армии РФ либо незаконное заключение и пытки.
- Уголовный суд Олд-Бейли в Лондоне вынес приговор по делу Джамили Тимаевой, 20-летней преподавательницы исламской воскресной школы чеченского происхождения. Ранее ее признали виновной в хранении видео и других материалов для террористических целей.
- Французская полиция, как утверждается, раскрыла преступную группу, занимавшуюся нелегальным ввозом мигрантов в Европу. По данным правоохранителей, в ее состав входили около 15 человек, большинство из которых – чеченского происхождения.
- 2024 год для соискателей политического убежища с Северного Кавказа в странах ЕС оказался непростым. Несмотря на обращения правозащитных организаций и протесты, экстрадиции из Европы по запросам России через Интерпол продолжаются.
Форум