Ультраджигитовая маскулинность. Свободны ли мужчины на Северном Кавказе?

О положении женщин на Северном Кавказе сказано немало: их принуждают к браку и похищают, они становятся жертвами "убийства чести" и домашнего насилия. Но означает ли несвобода женщин, что в северокавказских регионах свободны мужчины?

Текст: "Окно"

"Не ты решаешь, где тебе жить и на ком жениться"

Живущий в Ингушетии Адам (имя изменено) всегда любил путешествовать, в молодости он даже запланировал переезд в Европу, но, когда все было для этого готово, его планы изменились.

– Мать сказала: "Не запрещаю, но очень не хочу, чтобы ты уезжал". И я не уехал. Мне было бы неспокойно, если бы оставил мать. Бывают семьи, где много сыновей, часть из них может уехать. А когда некому остаться с родителями – это сложнее. С человеком, оставившим родителей, я бы деловых или дружеских отношений строить не стал: для меня это показатель ненадежности. Теперь я уже не хочу уезжать. Живу здесь, в Ингушетии. Адаптировался. Полностью в системе.

Отъезд из республики навсегда порицается, совсем другое дело – поехать на заработки.

– Небогатая Ингушетия за счет этого всегда и выживала. С советских времен еще наши деды ездили в европейскую Россию на заработки. В самой Ингушетии производства тогда не было, да и сейчас не особо. Я знаю врачей из Ингушетии, которые были очень круты в своих специальностях в ведущих клиниках европейской России, но в какой-то момент родители им сказали: "У нас самих здоровье слабое, а ты вон где живешь!" И, если эти дети – приличные люди из хорошей семьи, они возвращались. Только за счет этого ингушское здравоохранение и держится, да и не только здравоохранение. Если ты ингуш, ты не можешь сам принимать решение, где тебе жить и на ком жениться, – подчеркивает Адам.

Отказ от эмиграции – не единственный случай, когда он не пошел против воли родителей. Адам учился на врача в европейской части России, где влюбился в русскую девушку, но о браке с ней даже не думал, потому что мать бы такую невестку не одобрила. Адам женился на ингушке – по его словам, это типичная для республики история.

– У моего друга, который тоже учился в вузе в европейской России, была очень приличная партия: умная, красивая девушка, кандидат наук, увлекалась исламом. Но он ингуш, а она – русская. Когда его родственники узнали, что он нашел невесту, разразился скандал: "Нет, ты женишься на ингушке и жить будешь в Ингушетии!" Другу пришлось расстаться с этой девушкой и вернуться домой, – рассказывает Адам.

Случаи, когда ингуши все-таки добивались согласия родственников на межэтнический брак, Адаму известны, но для республики это скорее исключение. При этом мужчин, которые хотели бы остаться холостяками, в Ингушетии не оставят в покое, говорит собеседник.

– Ему позволят, конечно, остаться холостяком, если он это выбирает, но ему придется выдержать общественное давление. На каждой встрече, на каждом мероприятии будут предлагать женитьбу, невесту. Это все очень сложно. Об этом будут все шутки его друзей и все слезы его родственников, – говорит Адам.

Традиционное ингушское общество накладывает ограничения и на выбор мужчинами профессии.

– Профессии есть вообще нежелательные. Например, как бы парень ни хотел стать актером, большинство семей не позволит ему поступить в театральный – "не халяльно", "недостойно настоящего мужчины". До недавних пор "не мужской" считалась профессия парикмахера, но в последние годы религиозный компонент сделал свое дело. По исламским канонам мужчина и женщина не должны касаться друг друга – многие мужчины отказываются ходить к девушкам-парикмахерам, поэтому в эту сферу пришло работать много парней, – рассказывает Адам.

По его наблюдениям, за последние 10–15 лет Ингушетия стала гораздо религиознее. Адам считает, что это к лучшему, потому что у поколения его отца без рюмки разговора не складывалось, а теперь есть парни, которые ему в сыновья годятся и при этом "ни разу не пили, не курили и не прелюбодействовали". Старшие, по его словам, берут пример с младших. Кроме того, ислам, допускающий брак с разведенной или с представительницей другой национальности, прогрессивнее ингушских обычаев: если раньше на это был абсолютный запрет, теперь это запрет обсуждаемый.

По словам Адама, мужчине в Ингушетии все время приходится думать о репутации: вести себя на людях, разговаривать и одеваться определенным образом. Можно этого и не делать, только "общество не будет считать тебя ингушом". Однако собеседник уверен, что традиционное общество не только ограничивает, но и дает преимущества: например, в Чечне все родовые и тейповые институты уничтожены Рамзаном Кадыровым, а в Ингушетии они сохранились.

– Если кто-то, кого я не хочу видеть, войдет в мой двор, я смогу его вышвырнуть. Моя репутация сохранена, мой род встанет на мою защиту. Положа руку на сердце, для меня Ингушетия – самое свободное место в России, – говорит Адам.

"Ищут не любовь, а одобрение семьи"

Тридцатилетний чеченец Рустам (имя изменено) совершенно иначе оценивает влияние ислама на северокавказское общество и мужчин. В подростковом возрасте он искренне интересовался исламом и не был против, когда родители отправили его в вечернюю школу изучать Коран. Однако, попав туда, он возненавидел эту школу: в случае провинности там били по рукам и оставляли после занятий. Родители заставляли его продолжать обучение. По словам Рустама, принудительное религиозное воспитание – норма для Чечни.

Религиозную школу он оставил через три года, позже поступил в университет в Грозном. Там он познакомился с правозащитниками, по приглашению которых выезжал в европейскую Россию, Украину, Чехию. Общался там со сверстниками, по сравнению с которыми однокурсники-чеченцы, увлеченные исламом, казались ему "какими-то плоскими", зашоренными. Многие в соответствие с нормами ислама отращивали бороды, а усы сбривали, и упрекали его, что он не поступает так же. При этом в республике пристально следят и за тем, какую одежду носит мужчина.

– Я помню, пришел в общеобразовательную школу в фиолетовой кофте. За это одноклассники меня хейтили, называли эмочкой – от "эмо". Даже учительница отчитывала: "А нельзя было другого цвета кофту купить?" – рассказывает Рустам.

По его мнению, мужчины в Чечне одеваются "супертипично" – в серое и черное. Уже будучи студентом, он ходил по Грозному в одежде не совсем обычного фасона – объяснить свой выбор в одежде от него требовали полицейские, которые останавливали его на улице. Рустам обманывал – говорил, что не из Чечни.

В выборе профессии чеченцы тоже несвободны: родители запретили Рустаму поступать на факультет журналистики, так как это "не мужская профессия", не одобрили его желание стать художником. Семья хотела, чтобы молодой человек учился на врача, в итоге согласилась на его желание стать архитектором.

В выборе супруги мужчины в Чечне тоже несвободны: мало кто из знакомых Рустама женился по любви. Ислам разрешает жениться на разведенной, но такие браки в Чечне сыновьям почти всегда запрещают.

– Мой двоюродный брат хотел жениться на девушке, которая прежде уже была замужем. Против него ополчилась вся родня. Брату не удалось добиться от родственников разрешения на эту свадьбу. [У моих сверстников] в сознании уже заложены стереотипы. Они ищут не любовь всей жизни, а девушку, которую одобрит семья, – объясняет собеседник.

Чеченец, который по тем или иным причинам не хочет обзаводиться семьей, сталкивается с серьезным давлением окружающих.

Рустам – гомосексуал. Эмигрировал из Чечни во Францию пять лет назад, когда узнал, что попал в список тех, на кого местные силовики объявили охоту. Живя в Чечне, нельзя выбирать сексуальную ориентацию. Представители ЛГБТ-сообщества в этой республике скрывают свою идентичность и все равно не чувствуют себя в безопасности. Партнеры Рустама жили за пределами Чечни, он был максимально осторожен в соцсетях, но его все равно вычислили.

Покидая Чечню, он сказал родителям, что уезжает якобы на год заниматься творческим проектом. При каждом созвоне мать говорила, что в Европе тоже есть чеченки и сыну пора жениться. Рустам рассказал ей о своей гомосексуальности. Мать не прекратила общение, но трудной и непонятной для нее темы в разговорах она избегает.

"Штаны дома оставляю"

Правозащитница Саида Сиражудинова, считает, что на Северном Кавказе сложился "очень удобный патриархат": обязанности, которые раньше возлагались на мужчин, теперь поделены между мужчинами и женщинами, а привилегии, которыми пользовались мужчины, у них остаются.

Сиражудинова известна как принципиальная противница практики женского обрезания. Она говорит, что на Северном Кавказе такие практики ужасают и многих мужчин, но они далеко не всегда могут остановить эти издевательства. Уже одно это свидетельствует, что мужчина на Кавказе – не царь и бог.

– На Северном Кавказе для женщин ситуация катастрофическая, у мужчин чуть больше прав и возможностей, но не свободен никто. Например, в Дагестане до сих пор существуют браки детства, когда родственники договариваются о будущей свадьбе совсем маленьких детей. Когда эти дети взрослеют, у них не всегда хватает сил пойти против воли родителей. Такие браки больше влияют на жизнь женщин, но и для мужчин это дискомфорт, моральные и психологические проблемы. Такие браки заключают, чтобы просто заключить. Мужчина потом может завести вторую семью. Это аморально – так играть с институтом семьи, – говорит Саида.

Правозащитница тоже говорит, что мужчинам, как и женщинам, на Северном Кавказе нередко навязывают профессию. Родители, независимо от желания сыновей, отправляют их учиться на юристов, программистов, но чаще всего – на врачей. Для достижения этой цели даже покупают результаты ЕГЭ.

Адам, речь о котором шла в начале текста, подтверждает, что многие родители во что бы то ни стало хотят отправить отпрысков именно в медицинский. При этом в его семье все было наоборот: родители отговаривали становиться врачом, ему пришлось настаивать.

По другому вопросу Саида Сиражудинова не поддерживает Адама. По словам правозащитницы, к межэтническим бракам на Кавказе лояльнее относились в советский период, сейчас ситуация изменилась в худшую сторону.

По словам Саиды, гендерное равенство в последние годы достигнуто только в области репрессивной политики. Если по кавказским традициям женщин всегда наказывали мягче, то сейчас протестующих карают одинаково жестоко, независимо от пола.

Социолог Татьяна (имя изменено), проводившая исследования гендерного порядка на Северном Кавказе, считает, что дело тут не только в патриархате.

– Происходящее на Северном Кавказе я называю мозаичной модернизацией. Есть элементы патриархата – традиции и обычаи, есть ислам, с которым традиции и обычаи иногда вступают в противоречие, есть влияние советского наследия – культуры и этики. И есть влияние современного мира, то есть глобализация. На Кавказе все пользуются интернетом; доступна та же информация, что и во всем мире. Важно еще учитывать специфику каждого из северокавказских регионов. Самой консервативной в плане гендерного порядка является Ингушетия, потому что это самая маленькая республика, где люди больше связаны друг с другом и находятся на виду. На жизнь в Чечне очень повлияли две войны и кадыровский режим, который задает тон, правила поведения. Кадыров представляет собой ультраджигитовую маскулинность, он находится на вершине любых иерархий – это не значит, что другие чеченские мужчины могут себе это позволить. Один из наших интервьюируемых – чеченский чиновник – саркастически заметил: "Когда я иду на работу, штаны дома оставляю". Понимаете метафору? На работе его будут унижать, разговаривать с ним так, будто он не мужчина. Эта система постоянного публичного унижения уже институализировалась в Чечне. В Ингушетии, Дагестане в этом плане все гораздо лайтовее, – считает социолог.

По словам Татьяны, на Северном Кавказе общество возлагает на мужчин ответственность за всех родственников, причем в самых разных сферах – репутационной, финансовой. Отвечавшие на вопросы социолога мужчины говорили, что это непосильная ноша. Некоторые сетовали, что общество запрещает им открыто выражать любовь и нежность к жене и детям.

– Среди мужчин из Ингушетии и Чечни, которых мы интервьюировали, было несколько, которым жен находили родители. Некоторые видели будущую жену два-три раза, один мужчина из Ингушетии сказал, что свою невесту впервые увидел на свадьбе. Но это не было принуждение, мужчины сами считали, что родители лучше знают, на ком им стоит жениться.

По словам социолога, на Северном Кавказе нередко бывает, что сами женщины создают и поддерживают гендерное неравенство.

– Кроме гендерной иерархии, существует иерархия поколенческая. Старшее поколение обладает бОльшими властью и ресурсами, позволяющими говорить младшим, что им делать. Вообще-то, по иерархии главная в семье – мать. Она принимает решения. Многие мужчины, с которыми мы делали глубинные интервью, признавались, что не могут ослушаться своих матерей, – объясняет Татьяна.

Один из участников опроса рассказал социологу, что его мать жестко приказала, чтобы его жена носила хиджаб. Мужчина и его супруга были против, но не смогли переубедить мать. Жене пришлось менять работу и образ жизни.

– Но сейчас многое поменялось. Если родители в семье нерелигиозные, а дети искренне исповедуют ислам, у детей могут быть другие авторитеты, и они больше будут доверять духовным лидерам, чем своим родителям, – уточнила Татьяна.

На кавказский дресс-код она тоже обратила внимание:

– Многие мужчины на Северном Кавказе ужасные модники и денди. Следят за собой, ходят в барбер-шопы, носят брендовую одежду – кроссовки, куртки определенных фирм, носят кольца и другие украшения. Но без "экстрима". Любой намек на ЛГБТ или феминность будет осуждаться. Дресс-код более консервативный, чем, например, в Москве. И на Северном Кавказе многое зависит от религиозности мужчины. Салафитам, которых становится все больше среди молодых мужчин, исламом предписана норма: усы не носить, а носить бороду. Штаны должны быть немножко подкатаны.

Татьяна не связывает кавказскую маскулинность с участием мужчин Северного Кавказа в полномасштабном вторжении России в Украину. Например, несмотря на то что в Чечне важен культ мужчины-воина, в основном там идут на войну "просто потому, что не могут отказаться".

• Дочери Рамзана Кадырова получают новые должности, собирают награды и имеют прибыли с бизнеса. Критики главы Чечни объясняют это насаждением матриархата и даже допускают возможность того, что регионом будет руководить одна из дочерей политика. При этом опрошенные редакцией Кавказ.Реалии эксперты напоминают: права женщин в республике регулярно нарушаются, а привилегии доступны лишь кадыровским родственницам.
• К 2023 году репрессии против женщин стали беспрецедентными для Кавказа – власти таким образом "устраняют неугодных" и их родственников, отмечают опрошенные редакцией эксперты.
• Жительницы Северного Кавказа в соцсетях запустили флешмоб: они массово призывают подарить им на свадьбу свободу от избиений и домашнего насилия со стороны избранников. Акция началась после рассказа блогерки из Дагестана о насилии со стороны бывшего мужа на почве ревности.