На метеостанции "Сулак Высокогорная" в Цумадинском районе Дагестана посменно работают четыре человека – начальник станции Магомед Магомедов, его двое сыновей (их тоже зовут Магомедами) и зять Ахмет. Подъем пешком на станцию, которая находится на высоте 2923 метра над уровнем моря в десяти километрах от ближайшего населенного пункта, занимает целый день – и когда идет снег, это может быть опасно. "Сулак Высокогорную" называют самой труднодоступной метеостанцией в Европе.
Сотрудники дежурят по очереди, меняясь через десять дней. Каждые три часа они записывают показания измерительных приборов и передают их в Махачкалу. Станция находится в подчинении у Росгидрометцентра, который входит в систему Всемирной службы погоды и ведет обмен данными с мировыми метеорологическими центрами. Начальник станции зарабатывает 14 тысяч рублей в месяц.
Будни сотрудников метеостанции – в фильме Юлии Вишневецкой и Константина Саломатина "Магомед идет к горе" ("Признаки жизни" - проект Радио Свобода).
"Отец 30 лет работал на метеостанции, я пошел по стопам отца, уже 40 лет работаю там же. Отец назвал меня Магомедом, я тоже назвал сына Магомедом, а когда родился младший сын, у меня погиб молодой двоюродный брат, его тоже Магомедом звали. У нас так принято, и я младшего сына тоже Магомедом назвал. В семье просто говорим – старший, младший. Династия метеорологов", – говорит начальник "Сулак Высокогорной" Магомед Магомедов.
Магомед Магомедов
"Как утренний намаз закончится, сразу в путь. Постараемся к послеобеденной молитве уже быть наверху". Тинди, где живет Магомед, – старинный высокогорный аул с населением 6 тысяч человек. Жители его очень религиозны – в местном магазине нельзя купить алкоголь и сигареты, потому что "у нас строгий имам" – правда, есть еще подпольный магазин, где все продается. Из трех минаретов пять раз в сутки доносится призыв на молитву.
Тинди
Глава сельской администрации Закир Магомедов рассказывает, основное занятие жителей – выращивание лука: "Мы луководы. Раньше работали у корейцев, ездили на заработки, а потом научились сами". Летом половина жителей Тинди уезжает на равнину – под Махачкалу, Ростов, Краснодар. Там они арендуют землю на сезон, выращивают лук, находят оптовых покупателей и продают.
По субботам мужчины Тинди занимаются обустройством села. "На пятничном намазе имам говорит: завтра приходите. У нас народ дружный, люди собираются в субботу и работают. Недавно парковку для транспорта сделали – строили стены, равняли землю – для себя". В таком режиме субботников тиндинцы даже построили себе водопровод: "Сами вручную выкопали, трубы поставили. В 8-9 километрах от села есть источники, над селом поставили резервуары, администрация помогла купить шланги. У нас из года в год потребность в воде все больше и больше. В 90-е провели один шланг, потом через десять лет еще один, и так далее. Сейчас практически в каждом доме у нас есть вода".
Все жители аула называют себя аварцами и знают три языка: русский, аварский, на котором в советские годы велось обучение в школах, и местный, тиндинский. Аварский – лингва франка, на нем жители разных сел говорят между собой. В каждом селении свой язык, в соседнем ауле Акнада, последней по дороге на метеостанцию, – акнадинский. В Акнаде всего около 20 жителей и много полуразрушенных пустых домов: в 1944 году после депортации чеченцев жителей Акнады и соседних деревень насильственно переселили в Чечню, в опустевшее селение Дышне-Ведено. В 1957-м, когда чеченцы вернулись, акнадинцам выделили землю в Кизилюртовском районе, на равнине. Там сейчас расположено селение Новая Акнада. Но небольшая часть жителей вернулась в старую Акнаду, в том числе родственники метеоролога Магомеда. В ауле есть начальная школа – крошечный однокомнатный домик, который жители построили сами. Сейчас в школе учатся три ребенка и работают двое взрослых – учительница и уборщица.
Акнада
До Акнады Магомед едет на машине, дальше дороги нет, нужно идти десять километров пешком. Дорога на станцию в марте – это альпинистское восхождение средней категории трудности, только без страховки и снаряжения. Сначала по тропинке вдоль горной речки, потом постепенный подъем. Склон становится все более крутым, тропа постепенно теряется в снегу, Магомед идет по одному ему видимым изгибам и выступам. Примерно через три часа он останавливается и берет у нашей съемочной группы письменное подтверждение, что мы поднимаемся на станцию по собственной воле и под свою ответственность: "Погода портится – если под лавину попадете, как я буду отвечать?" Видимость падает, ветер со снегом смешивает небо и землю в одну мутную кашу, в некоторых местах приходится идти по колено или по пояс в снегу. "У нас есть шансы дойти живыми?" – "Иншалла. Все зависит от Господа миров".
Лавиноопасные овраги мы проходим по очереди на большом расстоянии друг от друга, чтобы минимизировать возможные потери. Магомед идет первым и время от времени наносит деревянной палкой удары по сугробам, как бы провоцируя сход небольшой лавины, чтобы избежать более крупной. Спустя шесть часов мы оказываемся у подножья горы, на которой стоит станция, и начинается скалолазание – по камням приходится карабкаться, цепляясь за выступы и за тонкий металлический трос, который метеорологи установили в 1970 году после того, как два сотрудника погибли под лавиной. Подъем по хребту, где не так много снега, считается менее опасным. Все равно это очень страшно: трос колеблется и скользит, обледеневшие камни шатаются под ногами, ветер превращается в ураган, в лицо летит снег.
К послеобеденной молитве мы не успели – путь на станцию занял восемь с половиной часов. Метеостанция – это площадка с измерительными приборами и небольшая бытовка, в которой живут и работают сотрудники. Бытовку, "модульный вагончик", забросили на гору вертолетом летом прошлого года в честь 90-летия станции.
Магомед страшно благодарен своему руководству за этот подарок: "Теперь у нас комфорт, все условия! А раньше мы жили в каменном домике 1930 года постройки, там печка так плохо грела, что вода за ночь превращалась в лед. И статьи в газетах были, и сколько лет мы начальству писали – и в Ростов, и в Москву. Мы писали: "Если не можете станцию как положено обеспечить – или перенесите, или закройте!" А нам отвечали: "У вас уникальная станция, улучшения будут, терпите!" И вот в августе прилетает вертолет, выгружает два вагончика, солнечные батареи, дизельный генератор, запас солярки на зиму. Я не верил своим глазам, я думал, что я сплю! Большое спасибо за это начальнику Северо-Кавказского управления Росгидромета Василию Ивановичу Лозовому!" Еще Магомед надеется, что сотрудникам метеостанции будут выдавать и спецодежду – спецовки, как на Севере.
Со стороны "комфортные условия" все равно кажутся адскими, особенно в такую погоду: трубу печки завалило снегом, дым идет в помещение, дверь вагончика заледенела и не закрывается. Раз в три часа Магомед выходит на наблюдения, снимает показания термометров в психрометрической будке и самописцев: термографа и гигрографа – измерителя влажности.
Приборы механические, с часовым механизмом. Магомед достает фрагменты бумажной ленты и заряжает новые. В вагончике Магомеду звонят на мобильный телефон, он диктует цифры: "Эти данные потом идут в Махачкалу, потом в Ростов и в Москву".
Когда станция начала работать в 1930 году, местные жители убили двух приезжих метеорологов, рассказывает в книге "Кавказская Сибирь" Багавудин Алиев, уроженец Акнады, историк, арабист и бывший генеральный консул России в Саудовской Аравии, который восстановил те события по сельским архивам, материалам уголовных дел и рассказам жителей. В тридцатые годы в горных районах Дагестана прошла волна восстаний против советской власти. Вдохновителями протеста почти везде были местные имамы, богословы, религиозные лидеры, которые пользовались поддержкой деревенских жителей. Недовольство вызвало "изъятие у мечетей вакуфных земель, закрытие религиозных школ, адатно-шариатских судов, лишение дибиров/имамов и других религиозных функционеров прав на сколько-нибудь самостоятельную общественную деятельность, их преследование под надуманными предлогами "борьбы с пережитками прошлого".
Строительство здания под метеостанцию, пишет Алиев, породило множество слухов и домыслов, что якобы в этих домах "будут жить коммунары с общими для всех женами и детьми, которые не будут знать своих отцов". Ходили и слухи, большевики планируют насильственно обратить мусульман в христианство.
По оценке Алиева, в подготовку восстания в Цумадинском районе было вовлечено две тысячи человек. Повстанцы избрали "имама Дагестана" Абдул Кадыра Идрисова и планировали захватить власть 19 июля 1931 года, но за несколько дней до этого НКВД провел в регионе аресты и "разъяснительную работу": религиозные лидеры были задержаны, большая часть повстанцев отказались от своих планов. Но в отдаленном ауле Акнада о провале восстания еще не знали и "выступили в ночь на 21 июля".
"Восстали" около 80 человек, из которых шестеро или семеро имели огнестрельное оружие. Они двинулись к станции, где тогда работали два русских метеоролога – Андронов и Карташов. По описанию Алиева, Карташов, начальник станции, был убит кинжалом наверху, Андронова привели в село. В это время "гонец принес неожиданную весть о повсеместном подавлении восстания", и второго метеоролога застрелили, чтобы он не мог дать свидетельские показания, пишет Алиев. Участники нападения на метеостанцию вскоре были арестованы и практически все осуждены "тройкой ОГПУ".
Но после этих событий Гидромет, чтобы избежать конфликтов, стал привлекать к работе на метеостанции местное население. К сороковым годам сотрудниками станции были уже практически только тиндинцы и акнадинцы. Постепенно метеостанция стала общим делом деревни – колхоз давал ишаков и дрова, местные жители помогали доставлять наверх продукты и оборудование. Магомед стал помогать с седьмого класса – ходил на станцию вместе с отцом. После школы поехал учиться в Ростовский метеорологический техникум и вернулся уже дипломированным метеорологом. В советское время в штате метеостанции было двенадцать человек, которые менялись по двое, потом штат сократили до шестерых.
В постсоветское время стало совсем плохо: "На нас никто не обращал внимания, обеспечения не было, дров не хватало, платили совсем мало, никто не хотел работать". Начальник Дагестанского филиала Росгидромета Абдулалим Дадашев рассказывает, как однажды обратился за помощью к московскому чиновнику: "Фамилию называть не буду, он сейчас уже на пенсии. Я ему сказал: "Если государство денег не дает, люди работают на государство, у нас стратегический объект на юге России – как жить людям?" Он ответил: "Пусть рыбу ловят!" Я говорю: "Приезжай, покажи, как на ледниках рыбу ловить". – "А это разве не на берегу Каспийского моря?"
В 2012 году Магомед уволился и три года жил обычной сельской жизнью. Но в 2016-м многолетний начальник станции Расул Гаджиев ушел на пенсию, его подчиненные уволились, станция оказалась на грани закрытия. Других метеорологов в селе не осталось, и руководство предложило вернуться к работе 60-летнему Магомеду, который как раз начал получать пенсию: "Я подумал, что, раз никто не хочет работать за четырнадцать тысяч в месяц, надо взять на работу родственников. Поговорил с сыновьями, все объяснил им, что будет трудно, но нам придется эту работу взять на себя. И оба сына согласились, и зять согласился тоже. Это же мы не в своих интересах, это же для республики, для России. Данные с такой высоты имеют очень большую ценность. Я поговорил с имамом – когда мы наверху, мы не сможем присутствовать на большой пятничной молитве. Он сказал, что это обязательно только там, где слышно азан. А на станции азан не слышно".
Магомед говорит: "Только Аллах, Господь миров, все знает. Мы ничего не знаем. Мы только знаем текущую погоду".