Художница Наталия Мали живет в Англии последние 20 лет. Но детство её прошло в Махачкале, а юность – в Москве. На днях она вернулась в родной город и провела перформансы в местах своего детства.
"Это город, который я потеряла. Город меня принял, я его простила. Спустя время я должна была простить многие вещи, произошедшие в моей жизни, и город, который у меня забрали, и прошлое, которое улетучилось. Я должна была приехать и обнять своего внутреннего ребёнка, чтобы его простить", - рассказывает Наталия.
Задумка её проекта состояла в том, чтобы найти городские локации и выстроить в кадре присутствие города. Наталия вынесла проект за пределы музея и снимала перформансы на улице в начале февраля.
"Мне хотелось показать старые места, которые напоминают нам о советском прошлом. Это памятник Ленину. Там я станцевала шаманский демонический танец. Потому что Ленин был довольно серьезным демоном, который «привёл нас к будущему»", - говорит художница.
Ей показалось это довольно ироничным. Сама она любит юмор в своём творчестве, потому любит привносить в него какие-то шаржи, создавать такую узнаваемость.
Объектом для следующего перформанса стал «замечательный героический Махач Дахадаев», говорит Наталия. Это социал-демократ, в честь которого назвали Махачкалу. Памятник ему выглядит, как шарж, считает собеседница: "Выкрасили в золотой цвет. Кому пришла в голову такая идея?!".
"Он «был у меня» всегда каменным, как каменный гость. Стоял на площади, в папахе, красовался. И тут он оказывается совершенно другом модусе. Не скажу, что смешно, но это было очень забавно. Поэтому я решила, что устрою с ним обнимашки, приласкаю его, упаду грудью к его ногам", - поясняет художница.
В итоге, Мали лежала у подножья памятника обнимала его, потом медленно двигалась по стенке, как надо обрывом. И "изобразила горянку, которая обожает его и восхищается его золотым обликом".
Другая локация - довольно болезненное для Наталии место. В детстве они с братом ловили там рыбу. Это озеро Ак-Гёль. Наталия сожалеет, что сейчас озеро осушается и застраивается высотками: "Рыбу из озера птицы клюют и там же умирают. Это место превращается в пустырь и становится объектом экологической катастрофы".
Художница на этом озере исполнила медитативный перформанс.
Все её перформансы были спонтанными. А интервенция, которую она сделала на рынок, была довольно болезненной, считает Мали: "Потому что торговцы на рынке - люди из провинции, это люди простоты. Они, конечно, отреагировали на моё появление неоднозначно. Им показалось, что я пренебрегаю нормами шариата. Потому что появилась там с распущенными волосами и встала на колоду, где рубят мясо".
Этот перформанс Наталия посветила женщинам республики, и даже - всего мира. Потому что, отмечает она, у женщин, проживающих в исламе, очень тяжелая жизнь: они – трудяги и женщины сильной воли.
"Они сталкиваются с трудностями, как следование дисциплине, когда ты делаешь намаз. Это очень серьезная дисциплина тела, потому что ты это должен делать по часам, что сложно иногда совместить с тем, что у тебя дети, работа, опять же - она обслуживает своего мужа. А мужчина ведёт себя совершенно раскованно, у него развязаны руки, ему разрешили иметь большее одной жены", - рассказывает художница.
Наталия говорит, что часто женщина сталкивается с тем, что она не любит мужа, но никто не интересовался этим, потому что - "она должна". Многие вещи "она должна", добавляет Наталия: "Но кто вынес это определение - тоже очень интересная дискуссия, о которой я поразмышляла в эпизоде на этом рынке, где женщины с огромными мускулистыми спинами и с большими пуховыми платками продают мясо. Они там проработали на протяжении всей своей жизни. Если призадуматься об этом, становится жутковато".
Сцену на рынке должны были снять довольно быстро, поясняет она. Потому что они с оператором "возбуждали, теребили работников рынка". К тому же было очень холодно. И все перформансы Наталия делала в одном и том же тонком платье.
Она говорит, что это такая роба. С одной стороны, это фактор узнаваемости - появления женщины в одном и том же наряде в разных локациях города.
- Нельзя ли было предупредить тех же торговцев на рынке о том, что это перформанс?
- Это интервенция, акционизм. Если ты предупреждаешь, то они тоже хотят быть в кадре в камере. Ты должен быть один. Это как схватка. Пришёл, увидел, победил. Такая была задумка.
Человек увидел происходящее глазами художника. Мне показалось, что я это сняла очень красиво. Продавцы на рынке уже концу съёмки уже улыбались, но хотели быть в кадре и участвовать. Приходилось их как-то раздвигать, потому что вставали перед камерой. Камера же следовала за мной.
- Дагестан готов воспринимать такие перформансы?
- Да, дагестанцам нужна шоковая терапия. Потому что общество должно проснуться от забвения и начать уже прислушиваться к своему внутреннему голосу. Потому как то, что происходит сегодня в Махачкале - это катастрофа.
После развала СССР Махачкалу превратили в торговый центр. Старые здания разваливаются. Например, здание филармонии, построенное в начале века. Оно было объектом моего проекта. Его практически нет. В нём выключили отопление и свет. Зданию просто дали догнивать.
Испортилась набережная Махачкалы - просто стёрта с лица земли. И кто об этом будет говорить, если не я, которая жила в этом городе и наслаждалась морем? Оно сейчас даже пахнет по-другому.
Я также скорблю, потому что здесь нет ресурсов для культуры для развития современного человека. Был разрыв между обществами - советским и нынешним.
В этом промежутке, видимо, происходила нажива: построить для себя дворец, огородиться и думать, что ты защищен. А когда выходишь за пределы забора, оказывается, что у тебя даже асфальта нет. И эта картинка меня поражает. Я здесь очень часто вижу такие дома. Наблюдаю тенденцию - люди желают поставить себе плюшевый диван и думать, что "моя хата с краю".