В Архангельской области активисты, требующие отменить строительство мусорного полигона в поселке Шиес и блокирующие с этой целью дорогу к строительной площадке, ждут штурма своего лагеря сотрудниками Росгвардии. 30 апреля эти сотрудники прибыли на станцию Шиес в специальном поезде, из которого выгрузили также щиты, каски и оружие. В этот же день в самом Архангельске полиция пришла с обыском к активисту движения "Поморье – не помойка" Андрею Боровикову, который был одним из организаторов несанкционированного митинга против строительства мусорного полигона в центре Архангельска 7 апреля. Боровикова задержали и отправили в СИЗО, обвинив его по статье 212.1 УК РФ "Неоднократное нарушение порядка проведения митингов".
Тем не менее 2 апреля суд отказался арестовывать Боровикова и отпустил его на свободу до окончания следствия. При этом для активиста был установлен ряд запретов – например, ему формально запретили общаться с собственной женой.
Статью 212.1 включили в Уголовный кодекс весной 2014 года после нескольких массовых протестных акций и на фоне победы украинской "Революции достоинства". Первым осужденным по ней стал оппозиционный активист Ильдар Дадин, в честь которого статья и получила свое неформальное название "дадинской". Чтобы быть осужденным по этой статье УК, нужно как минимум трижды в течение полугода нарушить статью 20.2 Административного кодекса о нарушениях при проведении массовых акций, митингов и шествий. Российские правозащитники считают "дадинскую" статью Уголовного кодекса антиконституционной, поскольку она повторно наказывает человека за одно и то же нарушение.
Лагерь противников строительства мусорного полигона в Шиесе
У Андрея Боровикова к 30 апреля уже было три административных протокола за нарушения на митингах: ранее он был активистом архангельского штаба оппозиционного политика Алексея Навального и участвовал в несанкционированных акциях после выхода фильма "Он вам не Димон" и в акциях против пенсионной реформы. Если его признают виновным в нарушении Уголовного кодекса, Боровикову грозит штраф до миллиона рублей или лишение свободы на срок до 5 лет.
Ильдар Дадин
Ильдар Дадин был приговорен к 3 годам лишения свободы, но провел в колонии лишь год и 2 месяца, постоянно подвергаясь там пыткам. В феврале 2017 года Президиум Верховного суда отменил приговор и прекратил уголовное дело против Дадина, признав за ним право на реабилитацию. За несколько недель до этого Конституционный суд признал статью 212.1 соответствующей Конституции, но отметил, что применять ее можно лишь тогда, когда совершенное фигурантом уголовного дела нарушение "представляет опасность для общества". Ильдар Дадин пока остается единственным осужденным по этой статье. В феврале 2019-го по "дадинской" статье был обвинен гражданский активист из Коломны Вячеслав Егоров, который, как и Андрей Боровиков, протестовал против строительства мусорной свалки в своем родном городе.
Митинг 7 апреля в центре Архангельска поразил наблюдателей пассивностью полиции, которая фактически не препятствовала его участникам. Схожую реакцию правоохранительных органов можно было наблюдать и во время митинга в Дагестане, где жители республики 27 марта потребовали пересмотра соглашения о границе с Чечней. В итоге в Дагестане несколько местных полицейских, отказавшихся применять силу против протестующих, были уволены, а на участников акции, вступивших в стычки с приехавшими из других регионов бойцами Росгвардии, были заведены уголовные дела.
Вопреки распространенной некоторыми СМИ информации, суд, отпустивший Андрея Боровикова из-под ареста, не запретил ему напрямую общаться с прессой и пользоваться интернетом. Боровиков охотно согласился на интервью и рассказал Радио Свобода, почему жители Архангельской области протестуют из-за свалки в Шиесе, с чем на самом деле связана пассивность полиции во время митинга 7 апреля и действительно ли он перестал разговаривать с женой, как велел ему суд.
– Расскажите немного о себе: как давно вы участвуете в протестных акциях, за какие именно неоднократные нарушения на вас в итоге завели уголовное дело?
– Я люблю говорить, что я выходец из толпы, из народа, то есть я не принадлежу каким-то партиям. Протестной деятельностью я начал заниматься с 2017 года. Начинал как сторонник Алексея Навального, у него здесь даже одно время был штаб сторонников. Мы агитировали, проводили разные мероприятия, митинги, за которые я и получил одни из своих первых штрафов. Первый штраф, 15 тысяч рублей, я получил 5 мая прошлого года, за митинг, который был приурочен к выходу фильма "Он вам не Димон". Этот штраф потом штаб Алексея Навального путем сбора добровольных пожертвований мне оплатил. Потом я участвовал и в других мероприятиях, которые у нас проводились постоянно и, естественно, получил "нехорошую" славу среди силовиков, стал узнаваемой личностью. Я привлекался за мероприятие 9 сентября, когда штаб Алексея Навального в Архангельске проводил шествие по набережной Северной Двины и митинг на площади Ленина. Мне дали штраф за шествие – 15 тысяч рублей, и за митинг, который был в тот же день, – 14 тысяч рублей. Штраф за шествие был оплачен также путем сбора пожертвований центральным штабом Алексея Навального, а за митинг мы еще не успели оплатить. И, откровенно говоря, за само шествие штраф был оплачен не в 60-дневный срок, поэтому буквально недавно было судебное заседание, на котором мне и тот, и другой штраф удвоили, то есть получается, что хотя я и заплатил за шествие 15 тысяч, но мне сказали заплатить еще 30, и еще 30 за митинг. Поэтому, собственно говоря, обвинение и говорит о том, что я "неоднократный" нарушитель. В своих действиях я руководствуюсь 31-й статьей Конституции РФ (о свободе собраний. – Прим. Ред.). Но, к сожалению, власть в нашей стране придумала много разных законов и поправок для того, чтобы не соблюдать Конституцию, в частности 31-ю статью.
– Штаб Навального в Архангельске, насколько я знаю, закрылся. Как вы попали в протестное движение против строительства мусорного полигона в Шиесе?
– Да, последняя акция штаба Алексея Навального как раз была 9 сентября, шествие и митинг, после чего буквально через несколько недель или даже дней он прекратил свое существование. Естественно, от этого штаба остался довольно-таки внушительный и сильный актив патриотов своей страны. Мы объединились. Ну, как объединились? Мы просто встретились вне помещения штаба. Как раз тогда уже в центре информационной повестки было строительство полигона в Шиесе. Эта история началась с августа, но более-менее какую-то медийную силу она обрела как раз в середине сентября – в начале октября. Мы решили, что нужно свои политические предпочтения отодвинуть на второй план и решать в первую очередь насущную проблему, несмотря ни на какие политические ориентации. Так сложилось и получилось движение "Поморье – не помойка", в которое вошли люди разных политических мнений: у нас есть и коммунисты, и даже, как ни странно, анархисты, есть даже люди, которые никогда раньше не занимались политической деятельностью. Ну, а сейчас, естественно, в это движение, так или иначе, вовлечена большая часть города.
– Как вас задерживали?
– Я находился у себя в офисе. Это было 30 апреля. В 17:30 ко мне зашли в офис два оперуполномоченных, насколько я понимаю. Они представились, показали мне удостоверение, объяснили в чем суть, действовали крайне вежливо. Меня доставили по адресу: Суркина, 16. Насколько я понимаю, это какое-то из управлений Следственного комитета (Следственное управление МВД России по Архангельской области. – Прим. Ред.). Меня в первую очередь допрашивал майор, не помню его фамилию, но думаю, что она и не так важна. Естественно, я вызвал адвоката: у нас много юристов и адвокатов, которые постоянно на телефоне и готовы помочь совершенно безвозмездно. Ко мне был допущен адвокат. Собственно говоря, я больше всего говорил о своем праве на 51-ю статью Конституции (право не свидетельствовать против себя. – Прим. Ред.) и особо показаний никаких не давал. Была проведена беседа, какие-то процессуальные действия. Потом за мной приехал конвой и увез меня в изолятор временного содержания. В Архангельске это называется Белая Гора, район на окраине. Доставляли меня в наручниках, в автозаке. На Белой Горе, естественно, все силовики уже были (как потом мне рассказали) предупреждены, что к ним везут первого в Архангельске политического заключенного. Сотрудники ИВС общались со мной предельно вежливо и, на самом деле, всячески мне намекали, что они тоже поддерживают наше движение и понимают, почему оно возникло. Когда я называл свою статью (они по инструкции спрашивают, что за статья), 212.1, мне многие служивые со стажем говорили: "Я здесь 10 лет работаю и первый раз такое вижу". Что, собственно говоря, правда.
– Как вам удалось избежать ареста? Что вам запрещено делать на время до рассмотрения вашего дела судом?В камере я был с двумя людьми – камера была на три человека: один ждал этапирования на суд по статье 105-й через 30-ю (это попытка убийства), второй – по 161-й (это кража). Сокамерники встретили крайне уважительно, все знали, кто я. Даже пришлось подписать им на память несколько книг. Иными словами, я хочу сказать, что в нашем городе сложилась очень интересная ситуация: все население, конечно, за исключением небольшого процента, поддерживает движение "Поморье – не помойка". Более того, побывав в ИВС, столкнувшись с силовиками прямо, я могу с уверенностью сказать, что даже сотрудники органов внутренних дел тоже за нас, особенно рядовой состав, но все-таки в них еще говорит боязнь потерять работу. Поэтому они выполняют, конечно, те действия, которые им поручают, спускают сверху, но делают это крайне неохотно. В их глазах, в действиях можно прочитать, что они сожалеют о том, что им необходимо выполнять эту грязную работу. Может быть, это немножко некорректно, но я краем уха подслушивал их разговоры. Они говорили, что "система начинает выживать из ума".
– Как мне удалось избежать ареста? Когда я был доставлен в суд, у меня был адвокат. Суд был показательный, было много людей, слушателей. Следствие настаивало, чтобы слушателей удалили из зала суда, так как многие из них могут быть участниками митинга 7 апреля. Потом уже большинству из них вручили повестки прямо у здания суда по поводу того, что они якобы участвовали в несанкционированном митинге. Что меня удивило и оскорбило, что следствие хотело хоть за что-то зацепиться и характеризовало меня как "крайне агрессивного человека", хотя каких-то доказательств этому следователи не представили. Более того, они сказали, что я якобы изготавливал плакаты и при обыске в каком-то помещении были найдены плакаты, изготовленные мной. На мои вопросы: "А что, там были, может быть, мои отпечатки пальцев? С чего вы взяли, что это я?" – они уходили от ответа. Кроме того, говорили о том, что я призывал к насилию в отношении сотрудников внутренних дел на станции Шиес, якобы это привело к конфликту. Если вы знаете, там сейчас очень сильный конфликт, имеют место жесткие задержания и незаконные аресты. Соответственно, на мой ответ: "Вы покажите, пожалуйста, хоть сообщение, откуда вы взяли то, что я призывал к насилию?" – они тоже ушли от ответа. Хотя, на самом деле, если посмотреть видеоматериалы, на митингах я призывал к тому (цитирую сам себя), что "я очень хочу, чтобы полицейские были нам друзьями". На самом деле, полицейские города Архангельска мне руку жмут, хотя и не на камеру. Они никогда бы этого не делали, если бы я призывал к насилию.
Андрей Боровиков на одиночном пикете в Архангельске
Судья был довольно-таки грамотный, и претензий именно к самому судье у меня нет. После всех этих судебных прений суд постановил следующее, я сейчас могу зачитать:
"В соответствии со статьей 105.1 УПК РФ, на период действия меры пресечения в виде запрета определенных действий установить в отношении подозреваемого Боровикова Андрея Владимировича следующие запреты: посещать публичные мероприятия, митинги, собрания, демонстрации, шествия и участвовать в них; общаться с организаторами и участниками демонстрации и митинга, проведенных 7 апреля 2019 года в городе Архангельске; использовать средства связи информационно-телекоммуникационную сеть интернет в целях организации и проведения публично-массовых мероприятий; отправлять и получать почтово-телеграфные отправления, связанные с организацией и проведением публично-массовых мероприятий. Обязать Боровикова Андрея Владимировича своевременно и самостоятельно являться по вызовам следователя или суда, соблюдать возложенные на него запреты. Установленные настоящим постановлением запреты не ограничивают право подозреваемого в праве использования телефонной связи для вызова "скорой медицинской помощи", сотрудников правоохранительных органов, аварийно-спасательных служб в случае возникновения чрезвычайной ситуации, а также для общения со следователем, дознавателем и контролирующими органами. О каждом таком звонке в случае установления запрета, связанного с использованием средств связи, подозреваемый или обвиняемый должен информировать контролирующие органы".
Как вы заметили из текста, в тексте не указан прямой запрет на то, чтобы я пользовался телефонной связью либо интернетом. Как известно, все, что не запрещено по российскому законодательству, то разрешено – это в идеале. Поэтому, собственно говоря, я с вами и общаюсь.
– А общаетесь ли вы со своей супругой? Ведь она тоже участвовала в акции 7 апреля, а суд запретил вам общаться с участниками массовых мероприятий.
– Да. И тут, естественно, парадокс, как вы верно подметили. Дело в том, что моя супруга участвовала в митинге 7 апреля, и суд мне вроде бы как запретил общаться с ней. Но, естественно, я с ней общаюсь. И на мой вопрос следователю он сказал, что здесь вступает в силу Семейный кодекс, хотя, в принципе, в постановлении таких нюансов не было. Я не думаю, конечно, что следствие в дальнейшем зацепится за это, хотя, зная российское следствие, может быть все.
– Сейчас вы ждете суда. Ждете ли вы какого-то развития ситуации вокруг строительства мусорного полигона в Шиесе? Следите ли вы за тем, что делают активисты? Как готовится полиция к возможным новым акциям протеста? С супругой вы можете общаться, как говорит ваш следователь, но с участниками и организаторами этого протеста вы поддерживаете "режим тишины"?
– Да, все верно. Мне приходится это делать. Что касается моего мнения по поводу развития истории со свалкой в Шиесе. Мы понимаем только одно, и власть нам дает это понять: она не хочет диалога с народом. Поначалу мы всячески хотели выйти на диалог, на что губернатор сказал, что "те, кто против меня, против моего мнения – это никто и звать их никак. Они шелупонь". Это оскорбило все население Архангельска и области.
Инаугурация губернатора Архангельской области Игоря Орлова, 24 сентября 2015 года
Губернатор у нас чуть ли не отрицательный рейтинг имеет. Его все равно никто не снимает, даже на все требования к президенту Путину. Поэтому я считаю и все говорит о том, что эскалация конфликта будет нарастать, так как на сам Шиес нанимают все больше и больше охранников. Вербуют их в основном среди местных силовиков и архангельских силовиков, мне эту информацию полицейские сообщают, из других регионов привозят. Недавно прибыл ОМОН и силы Росгвардии. На видео было заснято то, как разгружаются спецсредства: щиты, резиновые дубинки.
Конечно, наши активисты в Шиесе испытывают колоссальное давление, но они молодцы, они стоят на своем. И вот уже почти три месяца полигон не может строиться в виду того, что перекрыты все дороги, туда не могут подвезти топливо. Естественно, самое страшное, чего я боюсь, – это провокаций со стороны власти. Мы понимаем, что при малейшей провокации будут очень жесткие меры разгона демонстрантов, будут аресты. Потому что, к сожалению, власть у нас в стране на данный момент принадлежит силовикам, а не гуманитариям. Хоть они и называются президентом и премьером, но в них еще говорят методички органов внутренних дел, все вопросы решать дубинкой, а не диалогом. В этом и проблема России, на данный момент, к сожалению.
– Возвращаясь к митингу 7 апреля. Многих, кто смотрел видео с этой акции, удивило, как полиция, в общем-то, безропотно расступилась перед несанкционированным шествием, что довольно нетипично для российской действительности. Как вы думаете, почему это произошло – из-за того, что митингующих было больше, или из-за того, что, как вы говорите, полицейские тоже поддерживают протест против строительства свалки?
– Здесь стоит учитывать специфику северного города Архангельска. В Санкт-Петербурге и Москве очень большое население и очень много городов-спутников, приезжают полицейские из других городов, которых в Москве и Петербурге никто не знает. Они могут себе позволить применять такие силовые действия. Если говорить об Архангельске, то когда мы шли шествием и видели полицейских, которые перекрывали нам дорогу, то многие из них с ними здоровались, потому что это оказывались двоюродные братья, сестра, друзья жены, мужа… Вы понимаете, здесь у нас очень тесные родственные связи, и через одного, через двух мы знаем всех полицейских. После этого митинга и шествия полицейские (фамилии называть не буду) говорили о том, что они не представляют, как будут действовать, если им отдадут приказ разгонять силовым способом. Поэтому, конечно, они создавали вид, что они что-то нам якобы перекрывают, от чего у меня большое уважение к полиции города Архангельска.
– Я бы сказал, что я знаю, что конфликт перерастет именно в такое столкновение, потому что у нас есть примеры в виде ингушей. Ингушетия – это, конечно, сейчас флагман протеста в России. Мы понимаем даже на примере Шиеса, что грязную работу будут выполнять полицейские из других регионов как раз из-за того, что это тесный северный город. Местные полицейские просто саботируют приказ разгонять митинг. Наверняка, найдется несколько, может быть, десяток, кто пойдет все-таки за зарплату бить своих братьев, но это все равно не показатель. Скорее всего, так и будет, как в Ингушетии, если отдадут приказ сверху.– Похожая ситуация была недавно в Ингушетии во время очередного митинга против пересмотра границы с Чечней. Местные полицейские отказались разгонять митинг, а приехавших полицейских из соседних регионов участники митинга довольно жестко встретили. Были стычки, в результате чего многие местные полицейские лишились своей работы, а потом были заведены уголовные дела уже на организаторов митинга. Опасаетесь ли вы чего-то подобного в Архангельске?
– Могут ли лозунги против строительства свалки в Шиесе перерасти в политические антиправительственные лозунги? Или уже переросли?
– Они уже переросли, даже еще до 7 апреля. Потому даже люди, казалось бы, преклонного возраста, которые чаще всего говорят: "А кто, если не Путин?", которые говорят: "Ну, что, надо потерпеть", когда они видят такое вопиющее беззаконие, когда они видят, что все законы тасуют, как хотят, против активистов, говорят мне, что они разочаровались во власти и в Путине. Естественно, наш протест является в равной степени экологическим и политическим. Он уже перерос. Мы добьемся не только запрета ввоза московского мусора на Шиес, но – ведь многие еще не знают – мы говорим о том, что нам не нужен и мусор из других регионов, нам нужны современные, европейского образца мусороперерабатывающие заводы в Архангельске. Наша область дает стране алмазы, лес, а это огромные доходы, но мы, жители Архангельской области, ощущаем себя как колония, пожалуй, даже как американские индейцы в свое время. То есть за какие-то бусы из обещаний из нашей родной земли выкачивают все, а нам не могут даже построить мусороперерабатывающий завод.
– Как вы думаете, Путин знает про историю со свалкой в Шиесе?Конечно, третье требование – это отстранить от власти Орлова, потому что он себя полностью дискредитировал. На самом деле, он мог войти в историю как защитник севера, он уже себя вписал в историю как предатель севера. Народ чувствует, что он предал и, конечно, нам не нужен такой губернатор. Нам нужен тот губернатор, которого мы выберем.
– Конечно, знает! В этом уже никто не сомневается. Так называемый зомбоящик, как говорят в народе, федеральные каналы рисуют нам образ "доброго царя" и "злых бояр". Но, откровенно говоря, это уже давно не работает даже с самым недалеким человеком. Конечно же, он знает. Более того, когда спускали новую атомную подводную лодку в Северодвинске, рабочие "Севмаша" прямо в прямом эфире растянули огромный баннер, на котором было написано: "Владимир Владимирович Путин, отправьте в отставку Орлова". Это был прямой эфир, он это видел, естественно. Пресс-секретарь Песков говорил о том, что якобы он не заметил. Ну, как же он не заметил то, что прямо ему в прямом эфире показывали? И что самое важное, руководство оборонного завода, видя протестную деятельность, которая уже перешла даже на оборонные предприятия, набралось наглости и начало увольнять людей. Сейчас в интернете появился первый документ, в котором говорится, что сотрудник был уволен. К сожалению, там затерты фамилии. Мы сейчас пытаемся выйти на этих людей, чтобы оказать им юридическую помощь. Я думаю, это вопрос одного-двух дней. Мы будем бороться за заводчан. Наша позиция такая, что мы ни за что не дадим в обиду заводчан города Северодвинска и мы их будем поддерживать.
– Ингушетия, Архангельская область. Могут ли подобные протесты, на ваш взгляд, вспыхнуть по каким-либо причинам и в других российских регионах?
– Да, безусловно. Они могут вспыхнуть ввиду того, что власть не слышит народ. Власть не хочет диалога с народом. Власть разговаривает с народом только через полицейскую дубинку и приказы. Это будет уже совсем скоро. И когда это будет – это будет уже не в двух регионах, а в 10–15, им просто не хватит силовиков, чтобы нам заткнуть рты. Они обречены на то, чтобы услышать нашу позицию, либо мы будем доносить ее еще жестче.
– Сложный вопрос. Естественно, я как человек, который в протесте, являюсь идеалистом, иначе бы этим не занимался. Конечно, в душе я надеюсь на то, что его не будет. Но может быть всякое. Может быть и силовой разгон, массовое избиение активистов. Скажу так: мы будем стоять до конца и сделаем все, чтобы полигона не было.– Как вы думаете, будет ли в итоге построен мусорный полигон в Шиесе?
– Боитесь ли вы тюрьмы?
– Если бы я сказал, что я не боюсь, – я бы вам наврал. Естественно, я боюсь. Но в то же время я осознаю: а кто, если не я?! Проблема нашего народа, русского народа, даже не русского, а вообще россиян в целом, потому что у нас многонациональная страна, в том, что мы все ждем, что прилетит кто-то и все за кого-то решит. Вот я и решил, что я никого ждать не буду, что я буду решать. И так решили многие наши активисты. Поэтому, если мне суждено пойти за идею в тюрьму, я готов.