По меньшей мере три решения на этой неделе вынесли судьи в пользу переживших пытки или родственников тех, кого запытали до смерти. Им присудили компенсации в размере от 5 тысяч рублей до 36 тысяч евро. Как расследуют уголовные дела о пытках и почему суды настолько по-разному оценивают страдания и жизни людей?
Статья подготовлена по материалам программы "Человек имеет право".
50 тысяч рублей за пытки над бывшим заключенным колонии взыскал суд в Элисте с Федеральной службы исполнения наказаний. Ахмеда Салиева избил и пытался задушить младший инспектор группы надзора отдела безопасности. Сотрудника ФСИН приговорили к трем годам лишения свободы, а Салиеву выплатят компенсацию в 50 тысяч рублей.
Нижегородский областной суд оценил моральный вред, причиненный Низами Гасанову и Эльшану Заманову, в 10 раз меньше – и присудил им по 5 тысяч рублей. В 2012 году их избили в отделе полиции, угрожали изнасилованием, требовали подписать явки с повинной в преступлении, которого они не совершали. В 2016 году шестерых полицейских, которые участвовали в этих пытках, осудили условно.
Еще одно нижегородское дело в судах уже несколько лет. На этой неделе оно получило разрешение в Европейском суде по правам человека. Страсбургский суд опубликовал решение по жалобе нижегородки Елены Аношиной, чей брат Александр был убит милиционером в медицинском вытрезвителе еще в 2002 году. Страсбургские судьи установили, что Российская Федерация нарушила право Аношина на жизнь, а расследование его убийства было проведено неэффективно. В связи с этим ЕСПЧ присудил Елене Аношиной 36 тысяч 600 евро.
Последними двумя делами занимался "Комитет против пыток". Руководитель московского отделения этой организации Анастасия Гарина рассуждает о том, почему европейские судьи дороже оценивают жизни запытанных людей:
Анастасия Гарина
– Однозначно на этот вопрос, наверное, никто не ответит. Но практика такова, что российский суд, как правило, намного ниже, чем Европейский, ценит человеческую жизнь, человеческие страдания, здоровье и так далее. Мне кажется, 50 тысяч рублей – это нормально для "глубинного" народа. Но вы поставьте себя на их место: вас пытались избить и задушить люди, от которых вы никуда не можете деться, вы находитесь в запертом помещении с ними. Они могут делать это завтра-послезавтра, они уже, вероятно, делали это до этого. А по поводу 5 тысяч: нам всем в "Комитете" кажется, что такая сумма – это дополнительное унижение для заявителей.
У нас в Московской области был заявитель, его забили в отделе полиции до смерти, бросили умирать в коридоре. У него были сломаны ребра, он задохнулся. Его брат находился в этот момент в отделе полиции вместе с ним и всю ночь слышал, как убивают брата. Брат получил компенсацию в 200 тысяч рублей за перенесенные страдания от потери родственника. Мы думали, чем руководствуется суд, чем это обусловлено, прикидывали, пересчитывали с "Русской Правдой" вину за убийство свободного человека. По "Русской Правде" она была больше, чем установил за убийство Мосгорсуд.
– А судьи чем руководствуются, когда выносят приговор? Разумностью и справедливостью? И потом, компенсация морального вреда не должна стать предметом обогащения заявителя.
– Но это человек, который кормит свою семью. Получается, что его жизнь стоит меньше "Жигулей LADA Kalina". Она, наверное, тысяч 300 стоит. А жизнь человека стоит 200 тысяч. Мне кажется, что так можно оценивать только чужую жизнь, а на себя примерить… Они же – судьи, а тут какие-то непонятные маргиналы, которых бьют в отделе полиции.
– Но самое главное: чтобы получить компенсацию, нужно сначала добиться, чтобы людей, которые пытали, привлекли к ответственности. Пока этого не произойдет, ни на какую компенсацию морального вреда рассчитывать нельзя.
– Совершенно верно. Есть два вида компенсации. Первый – это компенсация за само преступление. Второй – это компенсация за страдания, которые человек испытывает в связи с неэффективным расследованием. То есть расследование должно быть эффективным. Европейский суд установил четкие критерии того, что является эффективным расследованием, а что им не является. Наш УПК тоже установил достаточно четкую процедуру, но на практике она достаточно сильно отличается от того, что написано в кодексе. Изначально, когда заявление поступает в правоохранительные органы, они его проверяют и потом должны принять решение: либо они возбуждают уголовное дело, либо не возбуждают. Но тянуться ситуация может годами. Это девять кругов ада, которые нужно пройти заявителю, который и так находится не в лучшем моральном состоянии, – заключает Анастасия Гарина.
Житель дагестанского села Рутул Аким Кулиев в 2017 году порезал себя, не выдержав пыток сотрудниками ЦПЭ
26 марта в Сахаровском центре в Москве “Комитет против пыток” представил документальный фильм "Крайний Юг" о четырех жителях Анапы, которые утверждают, что под пытками в полиции признались в совершении разбойного нападения. Артем Пономарчук, Арам Арустамян, Карен и Эрик Енгояны рассказывают об ударах электрическим током, удушении при помощи противогаза и изнасиловании резиновой дубинкой в декабре 2015 года, когда из них выбивали явки с повинной.
– В кабинете стоял запах алкоголя, потом я понял, что они вообще озверели, начали снимать с меня штаны с трусами, – рассказывает потерпевший Артем Пономарчук. – Один говорит "Доставай", я так и не понял, что доставай... потом уже понял. "Обмотай палку скотчем, смажь ее, чтобы ему ничего не порвали", – говорит. И после этого мне запихнули палку в анальное отверстие.
По словам автора фильма, юриста "Комитета против пыток" Евгения Чиликова, потерпевшие мужчины долго не решались рассказать о пережитом. "Мы очень сильно его уговаривали. Он ночь не спал, вторую не спал, потом сказал: я расскажу все", – вспоминает мама Артема Пономарчука Анна Завгородняя.
Уголовное дело по жалобам о пытках было возбуждено лишь 23 ноября 2017 года, после вынесения 11 постановлений об отказе. За время расследования в деле не появилось ни одного подозреваемого, а работа следователей неоднократно признавалась неэффективной и прокуратурой, и вышестоящими инстанциями Следственного комитета. 23 февраля 2019 года расследование уголовного дела было приостановлено, а 1 марта и вовсе прекращено. Юристы "Комитета против пыток" намерены обжаловать это постановление.
Артем Пономарчук, Арам Арустамян, Карен и Эрик Енгояны до сих пор находятся под домашним арестом: явки с повинной, которые легли в основу уголовного дела против них, все четверо подписали. Приговор по делу еще не вынесен. По статье о разбое им грозит до 12 лет лишения свободы.
– Пытки – это одна из рутинных вещей, с которыми сталкиваются люди в полиции, да и не только в полиции, – комментирует Анастасия Гарина, руководитель московского отделения "Комитета против пыток". – Наш Комитет существует 19 лет, и за это время мы собрали достаточно неплохую статистику, которая повторяется практически в каждом регионе. Где-то 80% всех жалоб на пытки – это жалобы на пытки со стороны сотрудников полиции, из них 80% – это жалобы на оперуполномоченных. По сути, это те люди, которые добывают доказательства. И мое мнение, что это основной метод добывания доказательств в Российской Федерации – пытки. Проще выбить из людей явку с повинной и не нужно бегать полгода и опрашивать кучу людей, искать свидетелей, делать поквартирный обход, не нужно собирать доказательства. Не нужно ничего! Как было у нас, что чистосердечное признание – царица доказательств, так, к сожалению, во многом и остается. Хотя юридически это уже давно не так.
– О пытках в Федеральной службе безопасности все чаще стали говорить.
– К сожалению, да. И это особая категория, потому что ФСБ – это неприкасаемая, абсолютно недостижимая для правосудия организация. У нас есть дело, как мы считаем, одно из наиболее доказанных. Там была спецоперация, в которой участвовала ФСБ. Избили двух граждан – отца и сына Рагимовых. Есть все доказательства. Никто не утверждает, что били сотрудники ФСБ, они просто там присутствовали. Все свидетели указывают на сотрудников СОБРа. Но дело не возбуждается. А мне прямо говорят: "Поскольку это ФСБ – нет".
– За время работы "Комитета против пыток" встречались и более страшные дела, когда были все доказательства. Женщину вызвали в отдел полиции в качестве свидетельницы, а в итоге произошло групповое изнасилование. По-моему, 6 человек в нем участвовали: следователи, какие-то прокуроры... И несмотря на то, что были все доказательства, никого не осудили.
– Это не единичный случай, когда есть все доказательства виновности, но никого не осуждают. Когда совсем нарочитые доказательства, но не возбуждают – как правило, это обусловлено тем, что есть какой-то административный ресурс, так или иначе вклинивающийся в это дело. Тот случай, о котором вы говорите, – это случай Масловой. Тогда была достаточно непростая часть участников изнасилования – из различных уважаемых людей, скажем так. А некоторые у нас равнее других. Было бы хорошо, чтобы в России у нас что-то работало, а не так, что только в Европейском суде по правам человека впервые рассматривают доказательства, потому что до этого у нас доказательств в упор не видят порой, – заключает Анастасия Гарина.
В 2018 году Россия заняла первое место по числу жалоб в ЕСПЧ. Рекордное число решений по России (более ста) было вынесено по статье о запрете пыток. В четырех случаях суд установил, что власти применяли пытки, в 99 было зафиксировано бесчеловечное обращение. 12 таких дел, по мнению ЕСПЧ, были плохо расследованы в России. Также Россия заняла второе место по числу решений ЕСПЧ, признающих нарушение прав человека, за всю историю работы Страсбургского суда – за 59 лет. В отношении России ЕСПЧ вынес 2365 решений.