Адвокат международной правозащитной группы "Агора" Андрей Сабинин рассказал "Кавказ.Реалии" о том, как он представляет интересы жертв нападения на автобус с журналистами и правозащитниками в Ингушетии. Журналисты заподозрили в организации нападения на них, которое произошло в марте 2016-го, депутата Госдумы Адама Делимханова.
— В марте 2016 года в Ингушетии напали на автобус с журналистами и правозащитниками. 15 февраля 2017 года сообщалось, что расследование дела приостановили. Что происходит с расследованием на данный момент?
— Я в этом деле представляю трех журналистов, на которых было совершено нападение. Дело, действительно, приостанавливалось — причем раньше, чем названная вами дата. Вы помните, что Сергей Лавров (глава МИД России — прим. "Кавказ.Реалии") констатировал, что информация защиты о приостановлении дела не соответствует действительности? Он лукавил — я знакомился с материалами дела, оно действительно приостанавливалось ввиду того, что нападавшие не были установлены. Уже после этой шумихи в СМИ — в марте прошлого года — дело возобновили.
После этого я практически два месяца не мог добраться до этого дела — под разными предлогами мне переназначали время для ознакомления, терялся следователь, но в начале мая прошлого года мне все-таки удалось добраться до материалов дела. Вместе с тем, во время проведения расследования представитель потерпевших имеет право знакомиться лишь с узким кругом процессуальных документов, которые установлены УПК. До них, собственно, я и добрался, но с меня тут же взяли подписку о неразглашении, поэтому о сути документов я ничего сказать не могу.
То, что мне показали, говорит о том, что в деле нет результатов. Расследование несколько раз продлевалось — в последний раз это было в конце января этого года. Со слов следователя, идет тяжелая, кропотливая работа по установлению подозреваемых. На мой взгляд, показанные мне документы — пустые и бессмысленные.
— Насколько я знаю, адвокат, в принципе, не обязан брать подписку о неразглашении. Почему вы все-таки ее подписали?
— Если бы я ее не подписал, вызвали бы понятых и в их присутствии зафиксировали бы мой отказ. Кроме того, в будущем я бы мог столкнуться с тем, что мне бы в дальнейшем всячески препятствовали в ознакомлении с материалами дела.
— Следователи как-то объясняли, с чем связана подписка о неразглашении?
— Никто ничего не объяснял. Более того — подписку взяли даже по документам, связанным с личными имущественными и неимущественными правами потерпевших, которые были нарушены при нападении. То есть речь идет о той информации, которая никак не может быть засекречена. Вот в чем абсурд!
Я даже доверителям, если они не имеют подписки, формально не могу эту информацию сообщить. Конкретно в этом деле это сделано только для того, чтобы закрыть рот и не дать возможности комментировать ход расследования в СМИ.
— Какие последние процессуальные действия были проведены следствием?
— С мая прошлого года ни с одним процессуальным документом меня больше не знакомили.
— Контроль над делом о нападении на журналистов и правозащитников взял на себя глава Ингушетии Юнус-бек Евкуров. Можно ли говорить, что это действительно так?
— С Евкуровым и сложно, и просто. Он как минимум дважды в публичном пространстве выразил совершенно недвусмысленную уверенность в том, что знает, кто стоит за нападением на автобус и на квартиру правозащитников Комитета по предотвращению пыток (КПП). В этой связи я подавал заявление о допросе Евкурова как свидетеля. Мне, естественно, в этом отказали, потому что следствие сочло, что он не может обладать такими знаниями. Сами понимаете — идти в "евкуровский" суд в Ингушетии было бы бессмысленно. Поэтому говорить об особом контроле со стороны Евкурова не приходится.
