В конце июня Краснодарский краевой суд признал ответственность российских войск в гибели трехлетнего Султана Загудаева – ребенок погиб в результате обстрела села Серноводское в 1999 году, во время второй чеченской войны. Наталье Загудаевой назначили компенсацию за смерть сына – 20 тысяч рублей. Результат более трех с половиной лет судебных разбирательств потерпевшая назвала "насмешкой и издевательством". Ее адвокат, напротив, считает дело большой победой.
В интервью Кавказ.Реалии Наталья Загудаева рассказала, почему она решила добиться от России признания своей ответственности спустя 20 лет после войны и что она будет делать дальше.
Обида на всю жизнь
3 ноября 1999 года село Серноводское, в котором Наталья Загудаева проживала со своим мужем, сыном Султаном и родителями, подверглось обстрелу федеральных войск. Один из снарядов угодил в их дом, когда семья выбежала наружу, другой снаряд упал рядом с трехлетним мальчиком – он был ранен, но до больницы его довезти не успели, ребенок скончался в дороге. Его похоронили в станице Орджоникидзевской в Ингушетии, куда семья успела доехать – во время войны никаких документов о его смерти получить не удалось.
На некоторые вопросы в этом интервью Наталья Загудаева ответить отказалась – она призналась, что ей тяжело дались годы судебных заседаний и постоянно вспоминать о потере сына ей очень больно.
– Какой была ваша жизнь до войны?
– Я считаю, она была нормальной. Я родилась в селе Серноводское (расположено на западе Чечни, в 50 км от Грозного. – Прим. ред.), там жили родители. Позже я переехала в Грозный, вышла замуж и работала там. Мы уехали в Серноводское, когда началась война и бомбежки в Грозном. Потом, когда в 1996 году Серноводск разбили полностью, мы назад вернулись, пока не началась вторая война.
– Насколько тогда ваша жизнь изменилась с началом войны?
– На все 100%, как она могла не измениться? Без дома остаться, без семьи. Такое перенести! Я в жизни никогда не думала, что войну увижу, да еще такую жестокую. Вы думаете, вы всю правду знаете? Да кто ж ее расскажет? Я рассказываю иногда моменты, никто мне не верит – ну и не верьте.
Ну вот на примере с моим ребенком – когда он был тяжело ранен, мы хотели выехать через Горагорск (поселок Горагорский на границе с Ингушетией. – Прим. ред.). Нас на посту остановили, не выпускали с ребенком, пока он не умер. Держали два-три часа, не оказали никакой помощи. Это ужас. Смотреть [на раненого ребенка] и такое сердце иметь жестокое.
Мне государство плюнуло в лицо – надо мной издевались, смотря мне в глаза. На всю жизнь во мне осталась обида за это на наше государство.
– Вам как-то объяснили, почему вас задержали?
– А никто там ни о чем не говорит, никто ничего не объясняет.
– Помните, в какой момент вы решили бороться?
– После 1999 года я уехала в Краснодарский край, в Белореченск. Я знала, что имею право на компенсацию – моя тетя была тяжело ранена. Когда мы уезжали из Чечни, ей дали справку, что ей положена выплата. Но на этом все остановилось – тетя походила [по инстанциям] – чеченским документам никто не верил, говорили: "Быть такого не может". Я просила – она же не нарисовала эти документы, проверьте, у нее же ранение, это видно, не скроешь. Потом тетя моя слегла, пять лет лежала тяжелобольная, я за ней ухаживала. Когда она умерла, я решила попробовать [добиться выплаты] – раньше не могла, потому что это очень хлопотно. В 2019 году я написала в Грозный.
– Что было потом?
Хоть что-то получить от государства на старости лет кроме унижения
– Из Грозного мне очень быстро ответили, все описали, ход моих действий. Я пришла в Белореченский суд с заявлением, но судья сказал, что сначала мне нужно установить факт гибели сына. Я получила свидетельство о смерти, а потом потихоньку начала заниматься остальным. Вместе с адвокатом обратилась в суд в Краснодаре – там заявление без госпошлины не приняли. Хотя бы отказали или прямо бы сказали, что мы не хотим с этим делом связываться. Но нет, в суде попросили 25 тысяч рублей – я им их отдала, а они мне через 3,5 года присудили 20 тысяч. Логика где?
Мы ведь все инстанции по второму кругу пошли – сначала мне в компенсации отказали, а кассационный суд согласился с моими доводами, вернул все на первую инстанцию.
[В иске] вообще не было 20 тысяч – откуда они взяли эту сумму, я не знаю (в своем иске Наталья Загудаева требовала компенсацию в размере 2 млн 426 тысяч рублей с учетом индексации. – Прим. ред.). Получим решение суда и выясним, на что они там опирались.
– Вы сказали, что после каждого судебного заседания вы плохо себя чувствовали.
– Конечно, плохо, а как вы думали? Мне это разве приятно? Знаете, до этого я как-то немножко успокоилась, а эти четыре года у меня все это перед глазами, я каждый раз это вспоминаю – для меня это очень тяжело, такое перенести, мне уже сколько лет. Очень неприятно.
– Это история ведь не про деньги? Чего на самом деле вы хотите добиться?
– Не про деньги, нет. Мой ребенок умер, я осталась без жилья и семьи – так вот и живу одна. Сколько меня унижали за эти годы из-за прописки в Грозном – куда я не приду, вечно у меня какие-то препятствия. Как будто, знаете, люди оттуда какие-то недостойные ничего в этой жизни.
Я долго думала и решилась попробовать – деньги мне не важны, у меня все вроде бы есть, я не нуждаюсь ни в чем. Но если государством мне положено, пусть хотя бы что-то сделает для меня. Хотя бы извинились чтобы передо мной – хоть что-то получить от государства на старости лет кроме унижения.
– Вы не думаете, что ваша история может кого-то вдохновить на такую же борьбу?
– Может быть, кто-то тоже решится. Люди же не хотят, понимаете? Вот через эту волокиту пройти – это очень больно. Некоторые не хотят эту боль поднимать – они как-то смирились и живут с ней дальше. Хотя я и говорю, что зря. Просто люди наши, наверно, настроены на то, что государство нас не любит.
– Что вы будете делать дальше?
– Я уже не хочу ничего, я устала, это каждый раз боль в душе. Адвокат меня убеждает – если начали, надо дойти до конца. Что-то я не думала, что это так затянется.
Конечно, я буду дальше бороться – чего теперь уже останавливаться. Мы почти дошли до конца. В этот раз прокурор был на моей стороне, я удивилась.
– Вы были в Грозном после войны?
– Нет. Я бы очень хотела, но знаю, что мне будет очень больно, я наверно этого не вынесла бы.
Важная победа
Адвокат Натальи Загудаевой Сергей Меликов рассказал Кавказ.Реалии, что сумма компенсации, указанная в иске, не включала в себя моральные страдания – она была заявлена на основании указа президента от 1995 года. В нем сказано, что пострадавшие в результате "разрешения кризиса в Чеченской республике" имеют право получить от государства единовременную помощь в размере 2 тысячи рублей, а семьи погибших – 20 тысяч рублей. С учетом индексации в 2022 году эта сумма составляет около 2,5 млн рублей.
"Это как если бы мать второго ребенка обратилась бы сейчас за материнским капиталом, а ей выдали бы его в размере, установленном в 2007 году – не 693 тысячи рублей, а 250 тысяч. Но я убежден, что в кассации этот вопрос будет приведен в соответствие – в указе четко приведен размер компенсации, а суд по своему усмотрению необоснованно [его уменьшил]", – сказал юрист.
За три с половиной года я потратил восемь месяцев только на то, чтобы подать иск
По его мнению, решение Краснодарского краевого суда можно считать важной победой потому, что спустя более 20 лет практика взыскания компенсации за чеченские войны в российских судах сошла на нет. Если, по данным "Кавказского узла", с 2000 по 2005 год в одном только Ставропольском крае суды рассмотрели около 440 дел пострадавших в войне, то за последние пять лет таких дел от жителей Чечни зарегистрировано не было (Кавказ.Реалии провел поиск по судебным решениям с помощью системы ГАС РФ "Правосудие").
Кроме того, адвокат и его доверитель потратили более трех лет, чтобы доказать право на компенсацию.
"Из этого времени я потратил восемь месяцев только на то, чтобы подать иск – мне его возвращали сначала по надуманным основаниям, потом уже начали заниматься не очень подобающими делами. Например, копировать исковое заявление, закрывая подписи, и возвращать, потому что документ якобы не подписанный", – рассказал Сергей Меликов.
На каких основаниях краевой суд установил компенсацию за гибель ребенка в размере 20 тысяч рублей пока неизвестно – мотивировочная часть решения еще не опубликована на сайте суда, ее также пока не получила заявительница.
О том, что выплаты пострадавшим в чеченских войнах занижены, власти говорили еще в начале 2000-х. В частности, об этом заявлял бывший уполномоченный по правам человека в Чечне Нурди Нухажиев – в 2008 году, через полгода после президентских выборов, он обратился к российскому омбудсмену со словами о том, что это вопрос не только правовой, но и морально-нравственный. Нухажиева тогда поддержали и уверили, что его обращение уже рассмотрел президент Дмитрий Медведев, оно отправлено в правительство.
Никаких решений власти тогда не приняли. Через три года Нухажиев повторил свои замечания и предложил возместить ущерб также тем жителям Чечни, чьи родственники были похищены во время войн. Кроме того, он заявил о необходимости выдавать жилищные сертификаты тем, кто потерял дом во время боевых действий. Эти предложения также были проигнорированы.
До дела Натальи Загудаевой единственной возможностью добиться существенной компенсации и признания ответственности России в нанесенном ущербе мирным жителям Чечни был Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ). К примеру, осенью 2019 года он обязал российских властей выплатить 920 тысяч евро компенсации родственникам десяти чеченцев, пропавших без вести после задержания силовиками в районах, которые контролировали федеральные войска. За полгода до этого ответственность России в похищении мирных жителей признали по шести делам – общая сумма компенсации составила 1 млн 168 тысяч евро. Всего с 2005 по 2021 год ЕСПЧ рассмотрел более 250 жалоб жителей Чечни, которые не смогли добиться положительного решения в российских судах.
После начала войны в Украине и исключения из Совета Европы Россия не будет исполнять решения Европейского суда, принятые после 15 марта – в июне такой закон подписал президент России Владимир Путин.
Форум