С 1859 года переселение дагестанцев в Османскую империю приобрело массовый характер, оно продолжалось до начала ХХ века. Это движение, известное как мухаджирство, было обусловлено рядом политических, социальных и религиозных факторов.
В чем особенности дагестанского мухаджирства и как жили дагестанцы вдали от исторической родины? Эти и другие вопросы историк, автор и ведущий подкаста "Хроника Кавказа" Майрбек Вачагаев обсуждает вместе с переводчиком Мехметом Гекханом Ментешем и поэтом-переводчиком, автором книг по истории, литературе и религии Муртазали Дугричиловым.
Мехмет Ментеш родился в Стамбуле, в семье военного летчика Абдулхалима Ментеша, предотвратившего в свое время военный переворот в Турции. Поколение его дедов эмигрировало в Турцию в 1903–1905 годах и осело в селе Гюней-Кой. Переводчик получил образование в Ближневосточном техническом университете в Анкаре и канадском университете Ватерлоо, был секретарем правления Фонда культуры и образования имени Имама Шамиля в Стамбуле. Ментеш проводил исследования, редактировал и переводил на турецкий статьи и книги, посвященные истории Северного Кавказа.
– Уважаемый Мехмет, как происходило мухаджирство из Дагестана?
– После поражения имама Шамиля [в рамках Кавказской войны] и введения российским князем Александром Барятинским 5 апреля 1860 года военного правления для народов Дагестана начался довольно тяжелый период в экономическом, политическом и духовном плане.
В результате объединения сельских общин, в которые входили разные народы, при новой администрации была отменена значительная часть привилегий. Горцы были обязаны платить множество налогов, помимо которых, в частности, было вменено в обязанность предоставление администрации лошадей и повозок. А в 1868 году 335 тысяч человек, составлявших половину тогдашнего населения Дагестана, в принудительном порядке были отправлены на дорожные работы.
В этот период народы Дагестана подвергались различным формам дискриминации, в то время как русские люди находились под защитой администрации и занимали привилегированное положение.
Во избежание мятежей и восстаний горцы были разоружены, бегаулы (сельские старшины. – Прим.) назначались администрацией, зато казаки и русские сами выбирали руководителей своих сел. Царская администрация часто направляла решения кадиев (мусульманских судей. – Прим.), шейхов, мулл в русло своей политики. Российская империя предпринимала попытки христианизации горских народов.
Все эти факторы привели к общему недовольству народов Дагестана. В восстании, начавшемся в 1877 году, приняли участие представители 11 642 хозяйств. Царская армия отреагировала на это с жестокой силой. Для многих горцев, понявших, что вооруженное сопротивление не имеет шансов на успех, эмиграция в Османскую империю стала рассматриваться как единственный выход из их тяжкого положения.
По оценке дагестанского историка Амирхана Магомеддадаева, с 1850 по 1920 год от 20 до 25 тысяч дагестанцев легально или нелегально эмигрировали в Османскую империю.
– Где они расселились?
– Часть дагестанцев была поначалу поселена османским правительством в основном в Карсе, Муше, Сивасе, Токате, Кайсери, Стамбуле, Измире и Бурсе. Позже многих переселили в Сирию, Ирак, Иорданию, Египет и Хиджаз.
Причиной расселения мусульман Северного Кавказа в окрестностях Стамбула (таких как Эдирне, Ялова, Галлиполи, Гюней, Султание, Асадия, Чанаккале, Бига, Бандырма, Бурса, Армуткой, Балыкесир, Измир, Адапазары) была защита дорог, ведущих к столице.
На юго-востоке населенные пункты Синоп, Самсун, Амасья, Чорум, Йозгат, Токат, Сивас, Кайсери, Мараш, Адана и Антиохия стали своеобразной буферной зоной, отделяющей анклавы северокавказцев, армян и курдов от других частей империи.
Дабы помешать попыткам курдов и шиитов обрести политическую независимость, кавказцы были переселены в Элязыг и Мардин – вплоть до Аль-Халлы и Кербелы.
Мигранты с Северного Кавказа также были расселены в Сирии, Ираке и Иордании (от Алеппо на севере до Аттафилы на юге) в качестве щита против набегов кочевых племен арабов, курдов, друзов и бедуинов.
Позже, после Второй мировой войны, часть дагестанских солдат, отправленных на фронт, не вернулись в СССР, а эмигрировали кто в Европу, кто в Америку, а кто в Турцию.
– Как шло обустройство на новом месте?
– В период Османской империи дагестанцы обживали в основном сельские районы, они проживали в более чем 50 населенных пунктах Турции, это были аварцы, даргинцы, лакцы, кумыки, ногайцы и лезгины. По прибытии в Османскую империю серьезной экономической помехой для них стал языковый барьер, и только в 1920–1930-е годы эта проблема была преодолена вторым поколением.
Мухаджиры поначалу исследовали местность, где было бы лучше основать свои деревни, затем ждали, когда им будет разрешено это сделать. Но в отведенных им местах возникали проблемы с бывшими владельцами и пользователями, например, в Гюней-Кое (тогдашнее Алмалы) в 1894–1896 годах. Это бывшее армянское село, основанное в ранних границах Ченги. Так образовались деревни в окрестностях Билахаре. Дома, дороги и мечети там были построены собственными силами переселенцев. Быстро была налажена фермерская жизнь.
Некоторые дагестанцы в Турции добровольно присоединились к Османской армии во время Русско-турецкой войны 1877 года. Они были зачислены в Кавказский дагестанский полк, которым командовал османский паша, сын имама Шамиля Гази-Мухаммед. После неудач на Балканах Османская армия, действовавшая на Кавказском фронте, отступила.
Позже одни дагестанцы ушли добровольцами на фронт во время Балканской войны 1912 года, другие приняли участие в Первой мировой войне и обороне Чанаккале в 1915 году, третьи присоединились к армии "Кува-и Миллие", которая вела освободительную войну под командованием Мустафы Кемаля Ататюрка.
Батальоном "Гекбайрак" командовал Джамал-бек, уроженец Дагестана. После трехлетних боев жители Гюн-Деки вынуждены были переехать в окрестности Адапазары, поскольку их деревня была сожжена греческими солдатами. Выходцы из Дагестана пережили период нескольких войн.
Во Второй мировой войне Турция не участвовала, но находилась в состоянии боевой готовности. Это были тяжелые для страны годы: высокие налоги, голод и бедность изнуряли людей.
После 1950 года началась эра многопартийной демократии и либеральной экономики. Как и повсюду, в Турции началась массовая миграция из деревень в города. Со временем некоторые деревни были полностью заброшены. Террор и землетрясения в Юго-Восточной и Восточной Анатолии оказали пагубное влияние на их тамошнюю жизнь.
В Турции, которая в настоящее время занимается заживлением ран после катастрофического землетрясения, наблюдается политическая поляризация между религиозными и светскими слоями населения. Она коснулась и этнических дагестанцев, которые в значительной степени интегрированы в турецкое общество.священослужителей
– Назовите дагестанцев из числа тех, кто стал известным на новом месте, кто добился успеха?
– Дагестанцы с гордостью хранят наследие имама Шамиля. Благодаря своему трудолюбию, таланту и смекалке многие добились больших успехов и признания в стране. Например, мой отец, полковник Халим Ментеш, был командующим Оперативным управлением Военно-воздушных сил Турции.
Со многими другими я был знаком лично. Это генерал Нури Хазер и его брат подполковник Эманулла Челеби, генерал Мехди Сунгур, главный инспектор полиции Нусрет Оздемир, министр промышленности Мехмет Гельхан, мэр города Гемлик полковник в отставке Шахабеттин Гюнтай, депутаты Кадыржан Кафлы, Абдулла Баштурк (он был еще и председателем профсоюзов).
Среди ученых в первую очередь вспоминаю профессоров Турхана Ментеша, Несрина Сунгура, Оя Рамазана. Среди священнослужителей – уроженцев дагестанского аула Кикуни, Накшбандийских шейхов Мухаммада Мадани и его племянника Шерафедтина Бингеля. Своим талантом прославились ювелиры Рашид Озтюрк, Мехмет Озтюрк, Рагип Сарач, Мехмет Шумер, Расих Саваш, Хади Саваш, Фазыл Кыргыз, Мехмет Авар, Хафиз Озкан, Абдулла Ташкин.
Многие помнят имена общественных деятелей: уроженца лакского аула Хулесма Мусы Рамазана, президента Северокавказского общества Ялова, организатора представлений кавказских танцев во многих странах Мехмета Айдемира.
– Во время совершения хаджа имамом Шамилем в 1869 году, встречался ли он с дагестанцами, которые уже осели в Османской империи?
– Мне мало что известно об этом. Знаю только, что после 1865 года на территорию Османской империи происходило массовое переселение черкесов, абхазов и убыхов. Особого притока дагестанцев в другие страны вплоть до 1869 года, когда имам Шамиль отправился в Мекку в хадж, не было.
Дагестанцы сохранили надежду на свободу даже тогда, когда имам и его семья находились в Калуге, время от времени восставая против русских. Массовое переселение из Дагестана в Турцию начались после русско-турецкой войны в 1877-78 годы. Позже с укреплением русского владычества в Дагестане миграция возобновилась.
– Не многие знают, что ваш отец был в числе тех, кто предотвратил военный переворот в Турции, расскажите об этом.
– Мой отец Абдулхалим Ментеш родился в 1921 году в Ялова-Гюнейкой. Его отец Мухаммад был родом из аварского аула Ашильта, а мать Хадиджат – из Карата.
Они эмигрировали в Турцию в 1901 году. Начальную школу отец окончил в Гюней-Кое. После окончил Военную среднюю школу в Конье и Малтепе в Стамбуле. Поступил в Военную академию в Анкаре. В годы Второй мировой войны обучался пилотированию в Шотландии, в Эдинбурге.
Закончил Военно-воздушную академию и служил на различных должностях и за границей. В 1958-1960 годы направлен на военную базу НАТО в Неаполе, Италия, где в 1959 году ему было присвоено звание полковника.
Вернувшись в страну летом 1960 года, он был назначен командующим Оперативным управлением ВВС и позже командиром Гвардейского полка Великого Национального Собрания Турции.
22 февраля 1962 года избранная группа военных из сухопутных войск во главе с полковником Талатом Айдемиром пыталась свергнуть власть Исмета Иненю. Этот мятеж не удался благодаря решительности Халима Ментеша, командовавшего эскадрильей истребителей, и командиру 28-й пехотной дивизии бригадному генералу Нури Хазеру. Премьер-министр Иненю укрылся в гарнизоне военно-воздушных сил.
Год спустя та же группа предприняла вторую попытку государственного переворота – на этот раз в качестве гражданских лиц, вмешавшихся в дела армии извне.
Халим Ментеш по доносу командующего ВВС Ирфана Танселя был арестован по обвинению в участии в операции, против которой он категорически выступал. Но, отсидев шесть месяцев в тюрьме, был оправдан судом.
Отец скончался в возрасте 43 лет 9 марта 1964 года в результате дорожно-транспортного происшествия в Конье, похоронен на кладбище в Гюней-Кое.
***
Следующий собеседник – Муртазали Дугричилов, поэт-переводчик, писатель, журналист. В его переводе вышли в свет книги "Звезда мухаджира", "Сказания о Дагестане" и многие другие, в которых впервые на русском языке были опубликованы произведения поэтов северокавказской эмиграции. С 2002 по 2016 год Дугричилов работал в Северокавказской службе Радио Свобода в Праге, а до этого с 1991 года был главным редактором культурно-исторического и общественно-политического журнала "Наш Дагестан".
– Муртазали, какие работы вы выделяете из числа тех, что были написаны в эпоху мухаджирства в Османскую империю?
– Это очень большой список. В 1995 году в городе Самсуне, в издательстве Kafkasya Gerçeği вышел в свет справочник "Писатели кавказской диаспоры", в котором помещены биографии двухсот прозаиков, поэтов и переводчиков нашей эмиграции. Одно только их перечисление заняло бы у нас уйму времени. Назову лишь некоторых, ставших классиками турецкой и арабской литературы и сохранивших при этом свое национальное самосознание, чьи имена вошли в турецкие и арабские энциклопедические справочники и антологии:
- Ахмед Хамди-Бей (1851–1919 гг.) – он писал на арабском, турецком и фарси. Его произведения опубликованы в антологии "Турецкая поэзия прошлого века" (Стамбул, 1969 г.).
- Ахмет Саиб (1859–1920 гг.) – историк и писатель, автор фундаментальных трудов по истории Турции.
- Юсуф Зия Бинатлы (1914–1982 гг.) – профессор, автор более 500 научных трудов по исламскому праву. Внес значительный вклад в развитие демократии и правовой базы Турецкой Республики. Его имя включено в популярный справочник "Кто есть кто в Турции".
- Мехмед Фуад Джарим (1892–1972 гг.) – он получил образование на итальянском, французском и арабском языках, работал на различных дипломатических должностях в Барселоне, Копенгагене, Милане, Рио-Де-Жанейро. В Турции вышло десять его книг по политологии, философии, социологии.
- Омер Зияуддин Дагестани (1849–1921 гг.) – родился в ауле Миатлы, участник Русско-Турецкой войны 1877 года, сподвижник сына имама Шамиля Гази-Мухаммеда. В составе войск Аббаса-паши Египетского участвовал в Первой мировой войне. Владел аварским, лезгинским, русским, арабским, турецким и фарси.
- Хусейн Ками (1878–1916 гг.) – поэт, драматург, произведения его опубликованы в антологии "Турецкая поэзия прошлого века".
- Упомянутый ранее Кадыржан Кафлы (1899–1969 гг.) – автор фундаментальных трудов по истории северокавказской эмиграции, поэт и прозаик.
- Мехмет 3ахид Котку (1897–1980 гг.) – крупнейший мусульманский ученый-богослов, шейх тариката Накшбандия, автор пятитомного труда "Тасаввуфи ахлак" ("Мораль суфизма"), книг "Райские пути", "Алим", "Тевхид", "Наставление правоверным" и других.
- Мурад бей Мизанчи (1854–1917 гг.) – автор шеститомного исторического труда "Тарих-и Умуми", семитомного издания "Тарих-и Эбульфарук", его книги переведены на французский и изданы в Париже. Мизанчи, свободно владевший русским, перевел на турецкий язык "Горе от ума" Грибоедова.
– Если сравнивать то, что писали в Дагестане, с тем, что создавалось в Османской Империи, есть ли что-то специфическое?
– В первую очередь разница в том, что писатели-эмигранты создавали свои произведения на турецком, арабском и фарси, тогда как на родине инструментом творчества наших писателей был родной язык. Есть, конечно, разница и в содержании, причем не в пользу последних, но и они заслуживают уважения хотя бы потому, что сохраняли и развивали свои родные языки, если не брать во внимание навязанную им свыше советскую агитационно-пропагандистскую тематику.
Феномен северокавказской эмигрантской литературы, создаваемой на протяжении более чем 150 лет, не только никогда не исследовался нашей советской критикой – он просто-напросто замалчивался как нечто несуществующее. Либо упоминался вскользь, как нечто, существующее вне понятия национальной культуры.
Наша диаспора дала миру произведения, в которых отражена героическая эпопея горцев, боровшихся за свою независимость со времен шейха Мансура по наши дни. Одно только ознакомление с библиографией должно убедить самого сомневающегося скептика в том, что это не просто "туркоязычная продукция" – это золотой фонд восточной, а стало быть, и дагестанской литературы. Это вполне сложившаяся школа со своеобычным видением истории и миропорядка.
Если советская власть назвала пару-тройку дагестанских писателей классиками соцреализма и включила их в БСЭ (Большую советскую энциклопедию. – Прим.), представляя их творчество как явление исключительное, а их пример как результат "единственно возможного культурно-политического симбиоза", то перечисленные и еще многие-многие не перечисленные мною имена писателей-эмигрантов, рассказавших о своей родине, религии, ставших классиками чужой литературы, сегодня принадлежат всей восточной, а где-то даже и мировой культуре.
Напрашивается вопрос: какому языку, какому "старшему брату" обязаны дагестанцы образцами столь высокого творческого и духовного взлета? Наверное, все-таки самим себе, своему народу, его героической истории. Их творчество следует рассматривать как одну из составляющих нашей древней культурной традиции: ведь наряду с арабским и родными горцы Дагестана издревле писали и на арабском, и на турецком, и на фарси.
– Кем представлена духовно-культурная жизнь дагестанской диаспоры в Турции, кого бы вы назвали в первую очередь и почему?
– У нас на родине все знают и помнят шейха Джамалуддина Гумуки (Казикумухского), тестя имама Шамиля. Он эмигрировал в Османскую империю, там покинул этот мир и похоронен в Стамбуле на кладбище Караджа-Ахмет. А если говорить о шейхах, родившихся в эмиграции, то я уже называл шейха Мехмета Захида Котку.
Его дед эмигрировал из Южного Дагестана в Турцию вскоре после окончания русско-турецкой войны 1877 года и поселился с семьей в Бурсе. Сведения о его этническом происхождении противоречивы. По одним данным, у него аварские корни, по другим – азербайджанские. Но я полагаю, что корни, скорее всего, у него лезгинские, если учесть тот факт, что в южном Дагестане, откуда он прибыл, аварцы в те годы не проживали, а азербайджанцы принадлежат к шиитской ветви ислама.
Отец Мехмета Захида Котку Ибрагим-эфенди был тогда подростком, уже в зрелом возрасте стал имамом суннитской мечети. Мехмет Захид Котку родился в 1897 году. Получил начальное религиозное образование, повзрослев, принял вирд у шейха Тариката Накшбандия, аварца по происхождению Умара Зияуддина Дагестани, который позже передал ему духовный сан шейха по цепочке преемственности "Силсила" (духовная генеалогия глав суфийских тарикатов. – Прим.).
Духовное наследие шейха Котку огромно. Самым известным его трудом принято считать пятитомный трактат "Мораль Суфизма", который переиздается по сей день. А если говорить о его влиянии, достаточно процитировать корреспондента агентства Al Jazeera Эндрю Уилкса: "Человек, который повлиял на [президента Турции Реджепа] Эрдогана и навсегда изменил турецкую политику... Более двух десятилетий вплоть до своей смерти в 1980 году он руководил мечетью Искендер Паша, где многие его приверженцы впоследствии сформировали ядро нынешней политической элиты Турции".
Тут необходимо пояснение. В молодости Эрдоган получил начальное религиозное образование, примкнул к джамаату "Искандер-паша", основанному Мехмметом Захидом Котку, был с ним близко знаком. Мы не знаем, стал ли он его мюридом. Так или иначе, как пишет Эндрю Уилкс, да и многие турецкие журналисты и политологи, духовное влияние шейха Котку, если не на политику, то на религиозное мировоззрение президента Эрдогана трудно оспорить.
В день смерти шейха Котку 13 ноября 1980 года в некоторых газетах вместо некролога была опубликована эта его автоэпитафия, написанная незадолго до кончины. Я её перевёл специально для этой программы:
"Не плачьте за моей спиной"
В день кончины моей, когда гроб мой на ваших плечах
Понесется, не думайте, что с этим миром я был не в ладах,
Потому поспешил в мир иной. Ни к чему эти "охи" да "ахи",
Улыбнитесь душе моей вслед и не думайте скорбно о прахе.
Вот когда кто из нас попадет преднамеренно в цепкий капкан,
Что с приманкой заманчивой ловко расставил лукавый шайтан,
Будет впору вопить, будет жалкого грешника впору жалеть.
Не жалейте меня. Жизнь порою намного страшнее, чем смерть.
Опуская в могилу меня, вам не надо шептать: "Эльфирак!"
Разве это разлука? Мы встретимся снова. Воистину так.
Что могила? – завеса. За нею незримая наша обитель,
Ты ее обитатель, ее постоялец, а здесь – посетитель.
Наши души бессмертны, они, точно певчие птицы,
Заточенные в клетки, а смерть – их счастливый побег из темницы.
И какое зерно в благодатной земле не воскреснет потом?
И какое ведро, что опущено в воду, осталось пустым?
Покидающий братьев своих, как Юсуф, опустился в колодец небесный
Под молитвы прощальные ваши и под погребальные песни.
Он их слышит, а вы от него не услышите больше ни слова,
Здесь сомкнул он уста, но ответит вам эхом из царства пустого.
– Это следует понимать как духовную поэзию?
– Это суфизм (направление в исламе. – Прим.). Эсхатологические мотивы присущи суфийской поэзии. Это рассуждения о жизни после жизни. В такой традиции написаны почти все рубаи Джелаледдина Руми. У него тоже часто встречается подобный мотив долгожданного ухода. Когда я переводил рубаи Руми, я поймал себя на мысли, что не стал бы рекомендовать их своим внукам. Скорее, я предложил бы им жизнеутверждающую поэзию Омара Хайама.
В суфийской поэзии слово "вино" – обязательный термин, под которым подразумевается медитация, молитва, зикр, а "опьянение" означает состояние духовного транса ("фана"). Омар Хайам придал этой терминологии иной смысл. Под вином он подразумевал саму жизнь, все ее радости. Он был и против религиозного догматизма, и против суфийского аскетизма, полагая, что мир создан для радости, для человека, и отказываться от его благ все равно, что отворачиваться от даров Создателя, ведь этим и прогневить Его недолго (Улыбается.).
Что касается этой автоэпитафии Котку, четверостиший Руми и подобных произведений других авторов, их не стоит отвергать, ведь для людей преклонных лет они звучат как утешение перед тем, как отправиться в последний путь.
– Когда мы делали передачу о черкесской диаспоре в Турции, были нотки тревоги за сохранение языка среди молодежи. Как обстоят дела в дагестанской диаспоре?
– Примерно так же. Это объясняется языковой политикой Турции, которая издавна проводится в стране: до последнего времени запрещалось издавать газеты, журналы на языках меньшинств.
При этом свобода слова соблюдалась. В Дагестане, да и в других республиках СССР и Российской Федерации разрешалось писать на родных языках, но писать следовало только то, что отвечало указаниям партии и правительства. Это не была национальная литература, это была до скукоты однообразная литература на разных языках.
Со временем, когда подняли вопрос об интеграции Турции в Евросоюз, от нее требовалось проведение ряда реформ, в том числе в области языковой политики. Открылась возможность издавать произведения на родных языках. Прозвучали телепередачи на черкесском языке. Потом по разным причинам они прекратились.
В дагестанской диаспоре первой ласточкой был турецко-аварский разговорник, подготовленный Расихом Савашем и Джафаром Барласом, прекрасно говорящем на родном языке (кстати, наш собеседник Гекхан Ментеш изучает аварский и умеет общаться на нем). Следом вышли в свет другие словари и справочники. Журнал Dagistan стал двуязычным. Там часто публикует свои произведения поэт-эмигрант Шихабуддин Озден.
Когда мы говорим о том, что молодое поколение этнических дагестанцев в Турции не говорит на родных языках, давайте вспомним, что и на родине дела обстоят не лучшим образом. В сельских школах отменено обязательное изучение родных языков, хотя именно там языки функционируют и сохраняются.
В городах же все говорят по-русски. Это объяснимо, в Дагестане только титульных языков одиннадцать, не считая наречий и диалектов, которых около пятидесяти. В старину многие дагестанцы знали не только свой язык, но и язык соседнего народа. Кумыкский знали многие, это был язык общенационального общения наряду с арабским, на котором шло обучение в медресе, велась документация, создавались научные и труды, и литературные произведения.
Первой дагестанской поэмой ученые признали касыду (сборник, состоящий из семи стихов. – Прим.) "Три Имама или Век-Давитель", которую написал на арабском языке Хаджияв Мухаммад Сугури, брат четвертого имама Дагестана Мухаммада-Хаджи. Ну кто может утверждать, что это арабская поэма!
К сожалению, глобализация и ассимиляция сыграли свою печальную роль, уже нет таких громких имен, влияющих на духовную жизнь потомков первой и второй волн эмигрантов. Но радует тот факт, что многие молодые северокавказцы, не будучи профессиональными поэтами и не зная родного языка, осмысливают на турецком историю своей родины, не забывают о своих предках, публикуют стихи на страницах эмигрантской периодики.
– Могли бы вы познакомить слушателей и читателей с несколькими стихотворениями из числа вами переведенных на русский язык?
"Что останется? Что изменится"? (Алаэддин Сезгин)
Расступались вершины отеческих гор
И мелькала за вехою веха.
Вдаль чужую идти сквозь безлюдный простор
Стало горьким поветрием века.
Вот и я сотни раз повторяю на дню,
Прикрывая отчизну, как рану:
"Что останется, если я ей изменю,
Что изменится, если останусь?"
К этим чувствам моим прикипает мечта,
И рассудок спешит с ней смириться.
Сердце жаждет свободы. Найду ль её там?
И взлетит ли подбитая птица?
Потому сотни раз повторяю на дню
Прикрывая отчизну, как рану:
"Что останется, если я ей изменю,
Что изменится, если останусь?"
Землепашец и воин, одетые в дым,
Вы упавшие с дерева ветки,
Уносимые бурей к просторам чужим,
Словно клятву над кладбищем предков,
Вдалеке сотни раз повторяйте на дню,
Прикрывая отчизну, как рану:
"Что останется, если я ей изменю,
Что изменится, если останусь?"
Плуг и сабля, перо и Коран не про вас,
Если не беспокоит отныне,
В чьих руках и под чьими ногами Кавказ –
Покоренная наша твердыня.
Потому сотни раз повторяйте на дню,
Прикрывая отчизну, как рану:
"Что останется, если я ей изменю,
Что изменится, если останусь?"
Ну, а если тоска в цепь бессонных ночей
Закует, словно узницу, душу,
А глаза наподобье оплывших свечей
Станут гаснуть и взгляд ваш затушат,
Все равно сотни раз повторяйте на дню,
Прикрывая отчизну, как рану:
"Что останется, если я ей изменю,
Что изменится, если останусь?"
"Сироты свободы" (Кадыр Туран)
Снова пляски пожарищ в кавказских горах,
Сердце стынет мое в сочетаньи свинцово-латунном.
Кровью слово мое запеклось на устах,
Грудью пули шальные хватая, лежу под Аргуном.
Неподвластна насилию наша судьба, –
Скольких жажда всевластья тщедушных царьков обманула.
Человечество вверило правде себя,
Потому и воткну по цветку я в горячие дула.
Я скорей чем отчизну отдам свою жизнь.
Я – орел: траектории-прутья – мое заточение.
Небо – флаг наш, а древко – гранитная высь,
Не отдам высоты – в этом высшее предназначение.
Будет изгнан насильник, поправший покой.
Не останется праха неправедно скликанной рати…
Кто Чечню благодатную сделал золой –
Не дождется прощенья Творца Благодати.
"Когда вернусь" (Рифат Озбей)
Наступают счастливые дни, мой Кавказ!
Я под знамя твое стану как-нибудь раз!
Что тебе принесу? – вот пустая рука,
Вся столетняя скорбь в ней, слеза и тоска.
Принести ностальгию? − нужна ли она,
Если ею отчизна сама и полна?!
Разве только уменье мое и мой труд
От разрухи постыдной отчизну спасут?
Я вернусь! Непременно вернусь − позови!
Зов твой эхом немолчным грохочет в груди!
***
- Что подвигло абхазов перебраться в Османскую империю в XIX веке, как они устраивались на новом месте, сколько всего абхазов живет в современной Турции и насколько им удалось сохранить культуру, язык и традиции? Об этом в выпуске подкаста "Хроника Кавказа" историк Майрбек Вачагаев беседовал со старшим научным сотрудником Института гуманитарных исследований самопровозглашенной Абхазии и старшим преподавателем Абхазского госуниверситета Михаилом Гумба.
- После того как Красная армия в начале XX века взяла под контроль провозгласившие независимость республики Кавказа (Горскую республику, Азербайджан, Армению и Грузию), значительная часть членов правительств этих государств эмигрировала за рубеж. Но противники большевистского режима активно сотрудничали и за границей. С 1921 года в Стамбуле, Париже, Брюсселе, Варшаве и Праге проводились совещания кавказских эмигрантов. Это сотрудничество продолжалось до начала Второй мировой войны.
- Черкесы в Израиле в основном живут в двух поселениях – в Кфар-Каме и в Рейхании, всего – до пяти тысяч человек. Это потомки двух субэтносов: шапсугов и абадзехов. Их языки различаются, но они понимают друг друга и осознают себя частью единого черкесского мира. Как живут черкесы в Израиле и насколько они интегрированы в местное общество? Эти и другие вопросы историк Майрбек Вачагаев обсудил с черкесами Омером Лайпаном и Рустамом Апша.
Форум