Как историки изучают период Кавказской войны? Можно ли доверять архивным данным, связанным с Российской империей? Как власти пустили в регион французского дипломата и почему его исследование стало особенно ценным? Эти и другие вопросы ведущий подкаста "Хроника Кавказа" Майрбек Вачагаев обсуждает с французским историком Георгием Мамулией.
Георгий Мамулия – политолог, бывший государственный советник по иностранным делам. Автор многочисленных публикаций о движении прометеизма, Кавказской войне, становлении грузинской государственности и о северокавказской эмиграции в странах Европы в ХХ веке.
— Уважаемый Георгий, в чем специфика историографии по Кавказской войне?
— Ну, прежде всего, я должен сказать, что история по Кавказской войне в основном основывается на русских источниках. Эти документы вышли либо из-под пера военачальников, которые вели боевые действия против горцев, либо из-под пера представителей гражданской администрации. И поэтому там есть определенная тенденция: оправдать действия российских властей и с выгодной стороны показать собственные успехи и цивилизаторскую роль, на которую Россия претендовала в регионе.
Когда мы сравниваем эти документы с альтернативными источниками, а их крайне мало, то это, разумеется, дает исследователям возможность более объективно и многосторонне взглянуть на завоевание Россией Кавказа. В связи с этим огромное значение имеют архивные материалы различных европейских стран, но их, к сожалению, не так много: в те времена доступ иностранцев на Кавказ был в значительной степени ограничен.
Я бы сказал, что в этом отношении имеет большое значение труд французского военного атташе Жозефа Эмиля Кольсона. Это альтернативный источник, позволяющий сравнить информацию с теми данными, которые имеются в российских архивах.
Кольсон Жозеф Эмиль (1821–1870) – французский генерал. В 1860–1863 гг. – военный атташе при посольстве Франции в Российской империи. В 1861 г. получил из рук царя Александра II орден св. Анны второй степени с мечами и бриллиантами. В 1862 г. был произведен в полковники. Погиб 6 августа 1870 г. в битве при Райхсхоффене.
— Откуда еще мы можем получать документы, связанные с периодом Кавказской войны?
— Например, переписка французского консула в Тифлисе содержит, разумеется, огромную информацию, но все-таки она имеет изъян: эти консулы, за исключением де Кастильона, не были в зоне военных действий. Они собирали информацию, расспрашивая русских офицеров, которые участвовали в кампаниях против горцев.
Более интересны военные материалы. Прежде всего, это относится к периоду Крымской войны (1853–1856 гг.), когда Франция участвовала в боевых действиях против Российской империи в составе союзнической коалиции. Французы и англичане высадились на северокавказском побережье Черного моря и вступили в контакт с представителями черкесских племен. И вот в числе этих офицеров и был будущий военный атташе в России Жозеф Эмиль Кольсон, который общался с черкесами.
Его отчет уникален. Это был человек, который специально отправился на Кавказ в тот момент, когда еще военные действия там еще не завершились.
— А как вы обнаружили это документ?
— Мне очень помог мой коллега Себастьян Оль, который 20 лет назад опубликовал статью по материалам о Кавказе, которые хранились в военном архиве Франции. Он составил каталог относящихся к Кавказу материалов, которые ему удалось найти во французских военных архивах. И среди серии отчетов военных атташе я впервые обнаружил ссылку на рукопись Жозефа Эмиля Кольсона.
Самое главное: он расспросил местных жителей, в том числе бывших наибов и мюридов Шамиля, что дает, естественно, этому источнику большое значение.
— Что заставляет вас считать, что он был более объективным, чем российские военные?
— Это разнообразие источников, которые он привлек к своему труду, потому что Кольсон не только использовал интервью и встречи с бывшими мюридами и наибами, но и разговаривал с российскими офицерами и генералами, а также брал и архивные источники.
— Изучая доклад Жозефа Эмиля Кольсона, вы не могли не заметить нестыковки между тем, о чем писал он и о чем писали российские источники.
— Я обратил внимание на то, что есть много интересных деталей, которые до сих пор в российской историографии мало кому известны. В частности, штурм аула Ахульго, это август 1839 года. По данным Кольсона, имаму Шамилю удалось вырваться из окружения через горную тропу, которую он нашел случайно.
Относительно взятия укрепленного аула Гуниб и окончания войны на Северо-Восточном Кавказе Кольсон отмечает, что захват аула произошел из-за предательства его жителей, которые провели отряд русских войск с тыла, фактически показав им горные тропы на вершину Гуниба.
Интересные данные Кольсон дает и относительно того, почему в период Крымской войны, когда союзнические армии были в Крыму и на Северном Кавказе, имам Шамиль не проявлял особой активности и не попытался с ними соединиться. По мнению Кольсона, имама обманул наместник Кавказа Михаил Воронцов, который обещал ему признание имамата и таким образом смог удержать его от радикальных действий. Учитывая то, что именно в это же время сын Шамиля Джамалуддин был освобожден русскими, мне кажется, это вполне реально.
— В своем докладе Жозеф Кольсон дает очень много цифр. Эти данные были предоставлены российской стороной? Откуда он их взял?
— Я убежден, что касается конкретных дат, их, конечно, брали из российских архивов, потому что иначе Кольсону было негде их получить. То есть ему дали возможность ознакомиться с ними, это совершенно очевидно.
Кольсон, который был знаком с русскими генералами Николаем Евдокимовым, Александром Барятинским и другими, пишет, что уже осенью 1860 года было принято решение о массовом изгнании черкесского населения с Северо-Западного Кавказа. Например, в том же самом докладе говорится, что Евдокимов потребовал пять лет для того, чтобы полностью покорить Черкесию в 1860 году, что тоже приблизительно совпадает со временем, которое понадобилось русским, чтобы варварским образом закончить [войну] на Северо-Западном Кавказе.
Поэтому я думаю, что сами эти данные вполне реальны, потому что в них сочетаются и русские архивные сведения, и наблюдения Кольсона, а также общая оценка политики, которую Россия вела в отношении народов Кавказа.
— Насколько можно доверять ему в том, что он пишет о периоде имамата? Ведь в 1840-1859 годах Кольсон не был еще на Кавказе.
— Думаю, что нужно эти сведения критически сравнивать с теми данными, которые у нас есть, в том числе с российскими источниками, и делать свои выводы.
Например, о Даргинской операции 1845 года, где князь Михаил Воронцов был фактически разбит горцами, Кольсон не пишет так подробно, как хотелось бы. Я думаю, русские тоже пытались дать ему ту информацию, которая больше их устраивала, и старались меньше говорить о своих неудачах. Например, князь Александр Барятинский определял маршрут пребывания Кольсона, к нему постоянно были приставлены русские офицеры, переводчики и так далее. То есть, естественно, русское правительство пыталось влиять на него.
– А почему русские вообще разрешили ему поехать на Кавказ?
– Тут нужно учитывать ту политику, которую Российская империя вела в отношении Франции. Дело в том, что в течение XIX века основным противником Российской империи на Ближнем Востоке считалась Британская империя.
Франция занимала половинчатую роль между Российской империей и Британской империей. Ей невыгодно было усиление Англии, которую она продолжала рассматривать в качестве геополитического союзника на Ближнем Востоке, и не было выгодно усиление России. Для Франции идеально было бы, чтобы Англия и Россия в какой-то степени уравновешивали друг друга, а она сама играла бы роль какого-то балансера на Ближнем Востоке.
Кольсону разрешили то, что категорически было запрещено другим, в первую очередь англичанам. Французам по этой же причине разрешили открыть консульство в Тифлисе, хотя оно тоже вызывало большое недовольство русских властей.
Кстати, князь Барятинский был не очень доволен тем, что Кольсону позволили прибыть на Кавказ, и военным дали задание обеспечить ему ознакомительную экспедицию в Чечню, в Дагестан, а потом и в Черкесию. Князь был просто вынужден пойти на это.
Так что я думаю, это была определенная игра русских, которые после Крымской войны пытались наладить связь с французами и еще больше усилить англо-французские противоречия.
— Кольсон — французский офицер, военный атташе, воевал в Алжире. Есть ли моменты, где он сравнивал Алжир с Северным Кавказом?
— Это была одна из основных задач Кольсона при составлении этого отчета: он, несомненно, руководствовался указаниями собственного генерального штаба и военного министерства. Он изучал и сравнивал колониальный опыт Франции в Алжире с колониальным опытом России на Кавказе.
По его мнению, российские методы были более бесчеловечными, менее эффективными и не достигали тех целей, которых французы смогли достичь в Алжире. При проведении операций в Чечне и Дагестане русская армия была перегружена тяжелым вооружением, артиллерией, которая, естественно, стесняла действия войск. В то время как французы использовали более легкое вооружение, которое было более эффективно против арабских племен в Алжире. Также он говорит, что французы пытались понять арабов и искали возможности договориться, чего он точно не видел на Кавказе.
То есть французы сравнивали, и это сравнение они делали не в пользу русских. Кольсон, кстати, пишет в своем докладе, что русские никогда по-настоящему не понимали горцев. Переход наиба Хаджи-Мурата обратно на сторону Шамиля стал крахом русской колониальной политики. Или тот же Даниэль Бек Элисуйский, генерал-майор армии, который предпочел быть рядом с имамом Шамилем, а впоследствии эмигрировал в Османскую империю. Он сделал это из-за отношения русского правительства.
— Кольсон посетил Ведено, Гуниб, то есть был там, где шли бои на Северо-Восточном Кавказе, а позже он поехал на Северо-Западный Кавказ. Сравнивал ли он события в двух этих регионах?
— Разумеется, он сравнивал, насколько эти регионы были способны оказать сопротивление Российской империи. И пришел к выводу, что успешность, с которой Северо-Восточный Кавказ сопротивлялся Российской империи на протяжении долгих лет, была связана с идеологией мюридизма (национально-освободительное движение горцев — Прим. ред.). Она спаяла в единый государственный организм фактически весь регион.
Говоря о горцах Северо-Западного Кавказа, то есть о черкесах, Кольсон указывает, что это аристократический и крайне храбрый народ, но из-за феодального устройства общества они не смогли оказать того сопротивления русским, как это сделали горцы Чечни и Дагестана.
У черкесов не было единого лидера, не было вождя масштаба имама Шамиля, который мог бы объединить все племена. В иерархичном аристократическом обществе, которым являлись черкесы, мюридизм, к сожалению, не смог найти достаточной опоры и, соответственно, подготовить основы для сопротивления русским.
— Из всего доклада Кольсона что было самым интересным для вас как исследователя?
— То, как сам Кольсон оценивал действия русских войск на Кавказе. Вот, например, касательно экспедиции Евдокимова против черкесов он пишет, что за первый день подразделение уничтожило несколько аулов — 1500 домов и сожгло их запасы. Показываются методы, которыми в Черкесии действовали русские войска. Такие же методы они, естественно, применяли и в Чечне, и в Дагестане. Тут ценность заключается в том, что это было свидетельство очевидца.
Кольсон со всей очевидностью показывает, что реальной целью имама Шамиля и горцев было сохранение национальной независимости. Это было главное, что двигало ими в неравной борьбе против Российской империи.
***
Для тех, кто хотел бы подробнее ознакомиться с обсуждаемыми в подкасте вопросами, рекомендуем работу нашего гостя: Георгий Мамулиа – "Кавказская война и национально-освободительное движение горцев Кавказа в описании французского военного атташе в Петербурге подполковника Жозефа Эмиля Кольсона", Париж-Тбилиси, 2024 г.
Подписывайтесь на подкаст "Кавказская хроника с Вачагаевым" на сайте Кавказ.Реалии и слушайте нас на Apple Podcasts – Spotify - YANDEX MUSIC –YOUTUBE и на других аудиоплатформах.
Форум