Если набраться терпения и окунуться на несколько минут в нескончаемый информационный поток государственной пропаганды в Турции, то можно понять, почему президента страны все чаще наделяют эпитетом "лидера мировой исламской уммы". Турция Эрдогана всегда там, где ущемляют права мусульман: от турецкой общины Европы и суннитов Сирии до гонимой с родных мест рохинджа в Мьянме — везде Турция открыто бросает вызов тиранам и угнетателям. Подобный образ страны в мире настолько укрепился в головах миллионов мусульман мира, что отсутствие реакции официальных турецких властей на репрессии уйгур в Китае вызывает тягостное недоумение. Причины подобного безмолвия стоит искать в природе популизма турецкой элиты.
Несмотря на то, что попытки турецких властей 1990-х годов заигрывать с идеями пантюркизма в Центральной Азии и на Кавказе и сменились в 2000-х курсом на построение внешней политики на основе панисламской солидарности, тема положения уйгур в Китае продолжила оставаться на повестке дня правящей Партии справедливости и развития (ПСР). За последние 25 лет уйгурская диаспора в стране выросла с сотни до нескольких десятков тысяч человек. Особое отношение Партии справедливости и развития к борьбе уйгур было выражено в 1995 году устами основателя партии Тайипа Эрдоана, тогда еще мэра Стамбула: "Восточный Туркестан — родина тюрок, колыбель тюркской истории, цивилизации и культуры. Забыв это, мы забудем наши корни, попадем в пучину невежества. Мученики Восточного Туркистана — наши мученики".
Традиционно турецкие власти ограничивались малозначительными критическими заявлениями в адрес китайских властей. В период 1940-1990-х годов тема уйгур в Турции особо не политизировалась, но страна без проблем принимала уйгур, искавших в Турции политическое убещиже. Необходимость поиска ресурсов влияния и противостояния в конкрунции с Россией и Китаем в Средней Азии после распада СССР подтолкнуло Турцию к политизации вопроса. Обострение турецко-китайских отношений пришлось на пик популярности Партии справделивости и развития в исламском мире. Летом 2009 года в разгар беспорядков в Урумчи Эрдоган, тогда премьер-министр Турции, безуспешно пытался вынести тему репрессивной политики Пекина в Синьцзяне на обсуждение Совета безопасности ООН.
Летом 2015 году по Стамбулу прокатилась волна протестов против Китая. Самими китайцами дело неограничилось, под раздачу недовольное молодежи попадали азиатские туристы и местные владельцы ресторанчиков азиатской кухни. Турецкие националисты, действовавшие с позволения местных властей, таким образом хотели выразить недовольство дискриминационными мерами в отношении мусульман в священный месяц Рамадан.
Гражданская война в Сирии и сильное желание турецких правящих элит, покончив с Асадом, привести к власти в соседней стране идеологически близких "братьев-мусульман", побудили Анкару использовать все имеющиеся в руках козыри. С 2012 года в городах Газиантеп, Кайсери, Конья и Стамбул, в местах компактного проживания уйгур-беженцев в Турции, стала действовать вербовочная сеть, направляющая желавших на борьбу с сирийским правительством. Глупо утверждать, что турецкое правительство не осозновало, что уйгуры, как проживающие в Турции, так и бежавшие из Китая, в разгар войны в Сирии, в большом количестве уезжавшие воевать против режима Асада, со временем преврататся в серьезную проблему.
Вопрос возможной причастности турецких властей к трафику уйгурских джихадистов был поднят китайской стороной в 2015 году, когда в Пекине поняли, что рано или поздно закаленные в боях сторонники независимости исламского государства в Восточном Туркестане станут возвращаться в родные края. Не исключено, что Пекин использует проблему участия ограниченного числа иностранных боевиков в Сирии для оправдания давления на Анкару и мусульман Синьцзяна.
Неудивительно, что уйгурский фактор сирийской политики Турции превратился в источник угрозы ее национальной безопасности. Сейчас в Идлибе, в последнем оплоте антиправительственных сил, действует порядка 1000-1500 боевиков радикальной Исламского движения Восточного Туркестана. Турция, взявшая на себя ответственность решить проблему радикальных группировок в регионе, находится в трудном положении: любое серьезное давление на уйгурских джихадистов может радикализовать диаспору в самой Турции и побудить ее членов к проведению ответных акций уже на ее территории, применяя накопленный в Сирии опыт.
Уйгурское измерение отношений Пекина и Анкары не ограничилось сирийским конфликтом. С 2017 года мировые СМИ начали сообщать о существовании в Китае правительственной программы по идеологическому "перевоспитанию" населения Синьцзяна. Принудительное привлечение уйгур и представителей других мусульманских народов к программе сопровождается массовым ограничением прав и свобод, что вызвало резкую реакцию ведущих правозащитных организаций, ООН, стран Европы и США.
На фоне заявлений мирового сообщества своим оглушающим молчанием выделяется Турция, приютившая с 1990-х годов львиную долю бежавших из Китая уйгурских активистов и исторически бывшей одной из международных опор уйгурского национального движения Анкара сегодня старательно избегает публичного обсуждения темы репрессий уйгур. Ошибкой будет утверждать, что вопрос прав и свобод угнетаемых мусульманских народов сошел с повестки турецкой дипломатии: без внимания руководства страны сегодня не остается ни проблема населения Йемена, ни судьба оккупированной Палестины, ни бедствия африканского континента.
Молчание Турции о проблемах уйгур — выбор, навязанный стране внешнеполитической конъюнктурой. Китай для турецких властных элит представляет серьезную геополитическую альтернативу западным партнерам. При все большем закручивании гаек в Турции, западные страны все чаще думают о поиске механизмов, которые заставили бы турецкое руководство встать на пути дальнейшей демократизации. Взаимовыгодное развитие экономических и торговых отношений обуславливается политическими требованиями ЕС и США, на выполнение которых турецкому лидеру мешают идти собственные политические амбиции. Таким образом, политически невзыскательный и состоятельный Китай предстает не такой уж плохой альтернативой.
Судьбу нестабильной экономики, а также ряда инфраструктурных "строек века" Турции решают сегодня китайские кредиты. Китай пользуется напряженными отношениями Анкары с западными странами и скупает прибыльные активы, начиная от сетей интернет-продаж, банковского сектора до акций главных портов страны. Дело даже доходит до обсуждения строительства третьей АЭС в стране и совместных проектов в сфере обороны. Складывается впечатление, что Турция готова на все, лишь бы получить деньги, но только не от Запада.
Цена за возможность вести "борьбу против западного владычества" — полное игнорирование уйгурского вопроса. Турецкие провластные СМИ могут писать о растущем торговом обороте с Китаем, но обязательно будут обходить тему репрессий против уйгур. Даже при формировании политики отношений с третьими странами Турция готова блюсти интересы Китая: так, на заседании парламентской комиссии по внешним делам депутаты, обсуждая связи с Тайландом, признавались, что турецкие власти при рассмотрении экстрадиции уйгур в эту страну руководствуются тем, чтобы не вызвать критику Поднебесной.
Между тем турецкие дипломаты по инициативе китайской стороны учавствуют в разработке совместных инициатив в борьбе с террористами. В век тесного сотрудничества Пекина и Анкары "мученики Туркестана" уже не мученики турок, как раньше утверждал мер Стамбула Эрдоган, а международные террористы. Более того, Турция дает понять, что теперь готова бороться и против тех, кто посягает на безопасность Китая.
И даже в случаях, когда Турции представляется хорошая возможность дипломатическим путем оказать влияние на Китай в вопросе положения уйгур, турецкие дипломаты, следуя указаниям, занимают крайне сдержанную линию. Так, позиция турецкий властей при обсуждении доклада о Китае в комиссии ООН по правам человека была раскритикована за сознательное бездействие.
Между тем уйгурский вопрос периодически поднимается турецкими оппозиционными партиями, необременными однако ответственностью за правление страной и ведение официальных отношений с Китаем. Активность турецкого гражданского общества в вопросе положения уйгур, как и во всем остальном, минимальна: без указаний свыше сегодня в Турции "активничать" чревато, поэтому приходится довольствоваться акциями отдельных лиц, например, символическим маршем из Стамбула в Анкару.
Конечно, никто не обязывает Турцию вести борьбу за права и свободы мусульманских народов. Поддержка доселе оказаная турецким народом всем своим братьям по вере несомненно заслуживает высшей степени уважения и является примером всем другим в век массовой миграции, глобальных кризисов и гуманитарных катастроф. История политики Турции в уйгурском вопросе показывает, что как только тема прав и свобод становится пунктом пропаганды популистского режима — страдают все. Популизм безответственен, вселив надежду на скорое решение проблем, политики-популисты могут отречься от вас в любую минуту, как только их меркантильные и личные интересы окажутся под угрозой.
Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в рубрике "Мнения", может не совпадать с позицией редакции.
